Не меньше служебных проблем его теперь волновали семейные. «У Ирки роман или у меня паранойя?» Он под столом постучал кулаком по колену – дергается, рефлексы в норме. «Но если роман, то с кем? Выясню, рога-то гаду обломаю, хотя рога – уже скорее у меня…» Он настолько задумался, что сыпал себе уже четвертую ложку кофе и не собирался останавливаться.

– Знаешь, Саня, чем отличается гурман от наркомана? – Грязнов отобрал ложечку и отсыпал половину кофе обратно в банку. – Поиском не максимальной, но оптимальной концентрации действующего начала. А говоря по-нашему, по-простому – дозой.

Турецкий подумал, что его приятель умнеет не по дням, а по часам. Они наполнили чашки, добавив в кофе последние капли коньяка. В этот момент в кабинет влетел раскрасневшийся от мороза и улыбающийся во весь рот Школьников.

– Сан Борисыч, а что это у вас там в баночке коричневеет, уж не кофе ли? – Он стащил дубленку и, не обращая внимания на мрачный вид Турецкого, продолжал в том же духе: – А это в чайнике теплеет? – Он налил себе кофе и сжал чашку ладонями, согревая озябшие руки.

– Ты чего скалишься? – поинтересовался Грязнов. – Тебе что, твой Крэйг грант выделил как юному дарованию в области сыска?

– А бутылка-то уже пустеет, – с нескрываемым сожалением заметил Школьников, рассматривая на свет коньячную бутылку. – А миллиардеров вы, видно, плохо знаете, он скорее меня попросит бесплатно его на такси покатать. А на конкурсе его вчера вообще «водить» было бесполезно, смишники на него как мухи на пластилин слетелись…

– Кто? – очнулся вдруг Турецкий.

– Представители СМИ, это не СМУ во множественном числе, это средства массовой информации, – охотно пустился в объяснения Школьников, но Турецкий уже опять погрузился в свои невеселые размышления. – Зато я приятно провел время, музыку послушал, на бомонд поглазел. Встретил одну знакомую физиономию – подполковника Бойко из Министерства внутренних дел.

– Он что, тоже кого-то «водил»? – осведомился Грязнов.

– Нет, представьте себе, наслаждался искусством и расцветал в обществе прекрасной дамы.

– Тебе там делать было не хрен, только на дам любоваться? – буркнул Турецкий.

– Дамы, Сан Борисыч, дамам – рознь. Впервые столкнулся с феноменом: преподаватель музыки и не мымра. Я-то свой срок в музыкальной школе отмотал, родители просто достали со своей идеей гармоничного воспитания меня как личности. Так вот, мои училки все поголовно были сдвинутые мегеры…

Турецкий оживился:

– Опиши мне ее.

– А что это вы вдруг заинтересовались? – Школьников уже исчерпал тему и собирался перейти к обсуждению более животрепещущих проблем, например, какую роль отводит ему Турецкий в дальнейших мероприятиях по делу Уткина и каковы эти мероприятия. – Женщина как женщина, не первой молодости, но очень даже ничего. Брюнетка, стройная, в весьма терпимом, хотя и не от кутюр, черном вечернем платье. На конкурсе ее ученик выступал.

– Почему ученик, может, родственник, сын, племянник… – Турецкий мрачнел все сильнее.

Грязнов с интересом вслушивался в разговор, начиная кое-что понимать.

– Это элементарно, дорогой Ватсон. Мальчишка ей цветы потом после выступления подарил, а домой они не вместе поехали.

– Ты что же, и это видел? – Турецкий напрягся, сжимая и разжимая кулаки, и Грязнов предусмотрительно отодвинул от него подальше чашку и чайник. А Школьников продолжал простодушно выкладывать подробности:

– Да я просто рядом оказался. Бойко со своей телкой в машину садились и еще обсуждали, в какой ресторан поехать.

– Ну и что выбрали? – Турецкий скрипел зубами. «А потом она не устроила мне обычного разноса. Я еще голову ломал почему, отчаялась, что ли, на фиг, а оказывается, у нее у самой рыльце в пушку!»

– Даме захотелось чего-нибудь скромного, но уютного и со вкусом, ну и… они и… поехали в «Метрополь».

Турецкий вскочил и, схватив Школьникова за грудки, рывком оторвал от стула:

– Ты мне это специально рассказал?!

Грязнов отошел к окну и с самым серьезным видом принялся отковыривать замазку с подоконника. В конце концов, Школьников сам виноват, раньше за такое могли и на дуэли убить, а получить по морде от старшего товарища – это не смертельно и даже полезно. Иногда.

В кабинет заглянула Изида Сигизмундовна:

– Вячеслав Иванович, для вас свежую сводку прислали.

После смерти Сенатора в домодедовской группировке наступило смутное время – безвластие. Братва, несколько обескураженная внезапной и таинственной кончиной босса, подумывала о смене крыши и слиянии с какой-либо более мощной силой, в главное кресло никто особенно не рвался. Но свято место пусто не бывает – руководство взял на себя Кротков. И со свойственной ему еще с комсомольских времен энергией лихо взялся за укрепление боевой и политической подготовки в рядах своих подчиненных. И первое, что надлежало сделать для поднятия боевого духа братвы, – найти и примерно покарать убийцу Сенатора.

Но где его искать, Кротков не знал. Убийство было необычным, просто из ряда вон. Среди соратников и сподвижников искать было бесполезно: ни у одного из них не хватило бы ума организовать такую акцию. Если бы Сенатора банально расстреляли из автоматов или зарезали, Кротков знал бы, что делать. Во-первых, инициатор уничтожения Сенатора, будь он из своих, тут же заявил бы права на должность «авторитета», а во-вторых, зачем было избавляться от Ракитской?! – а эти убийства Кротков справедливо считал тесно связанными между собой. Если это происки конкурентов, то почему они не появились и под шумок не объявили о смене власти?

Единственный человек, который всегда давал ему дельные советы, владел любой ситуацией и информацией и к тому же был облечен недюжинной властью, на отчаянные звонки Кроткова не отзывался. И Кротков, весьма на него рассчитывавший, оказался в тупике. Но ответы пришли сами и совершенно неожиданно.

Накануне похорон Ракитской Кроткову позвонил некто, не пожелавший назваться, и сообщил, что готов немедленно, но за определенную сумму открыть глаза на определенные вещи.

Кротков на встречу пришел. Ему нечего было терять: если его собирались убрать, то, как показали недавние события, никакая охрана и никакие стены от этого спасти не могли, а если этот «дельфийский оракул» действительно располагает интересующей его информацией, то такой шанс упускать просто глупо. Прихватив с собой требуемые двадцать пять тысяч долларов и двух охранников, он отправился в Измайловский парк, где принялся гулять, как было условлено, в том конце центральной аллеи, который упирается в шоссе Энтузиастов. Телохранители «гуляли» тут же, но на приличном расстоянии.

«Оракул» не заставил себя долго ждать. Субтильный, небольшого роста, с птичьим носом и пудовой челюстью, в солнцезащитных очках в пол-лица и надвинутой до бровей лыжной шапочке.