— А здорово он по тебе проехал, — качнул головой наемник. — Но ты, Борис, не бойся, все пройдет. И Глеб скоро перестанет являться тебе в кошмарах.

— Неужели?

Осиновский едва не ляпнул, что желающие пристрелить Сухорукова выстраиваются в очередь, и только сегодня ночью проклятый Глеб неизвестным, но, очевидно, невероятным способом избавился от назойливого внимания целой группы профессионалов, трупы которых до сих пор с удивлением разглядывают полицейские. Не ляпнул. Потому что вдруг понял, что эта история не произведет на спокойного незнакомца никакого впечатления.

— В какие игры вы тут играете?

— В азартные, — объяснил Кортес. — Вроде как на горных санках с Эвереста.

— He люблю горы, — поморщился Осиновский.

— Поэтому тебя и отцепили. — Наемник посмотрел на часы. — На самом деле, Борис, мне нужно не так уж и много. Я достаточно знаю о юности нашего общего друга, знаю, что он организовал Курию и вывел ее на общенациональный уровень, но, к сожалению, я недостаточно осведомлен о том, что происходило между этими двумя событиями. Что было после того, как Глеб ушел из КГБ?

Почти две минуты Осиновский курил, молча разглядывая Кортеса, затем, приняв решение, неожиданно тонко хихикнул:

— Глеб не просто ушел из КГБ, он прихватил с собой почти сто миллионов долларов. Рубли тогда были не в цене.

— Стартовый капитал…

Магические способности плюс такой фундамент — ничего удивительного, что Сухоруков набрал колоссальную силу.

— Странно, что ты не докопался до этой информации самостоятельно, — обронил Борис.

— Глеб появился на моем пути совсем недавно, — улыбнулся Кортес. — И я постепенно докапываюсь до всего.

— Да уж…

— Как Сухоруков получил эти деньги?

Рассказывать? Нет? Можно было бы промолчать, послать этого чересчур спокойного далеко и продолжить напиваться, но Борису надо было выговориться. Надо было отвлечься от кошмарных событий сегодняшнего дня и, если получится, подгадить Глебу.

— Когда стало понятно, что Империя рушится, люди озаботились своим будущим, никто не хотел терять положения в обществе. Воровство тогда достигло невиданного размаха, но некоторых товарищей интересовали не столько деньги, они у них были, сколько власть. Они понимали, что в ближайшее время государство будет слабым, сила уйдет к тому, кто сможет платить, и очень хотели по-прежнему контролировать эту силу.

Создавая Империю, Сталин передал рычаги управления бюрократии, но не позволял ей перехватить власть, используя несложный механизм постоянной ротации кадров. Номенклатура периодически отстреливалась, и эти очищения не давали стране загнивать, пирамида жила. После смерти вождя чиновникам удалось избавиться от неприятных процедур, но их правление вылилось в тотальный застой и в конечном итоге привело к распаду Империи. Привычка же контролировать всех и вся осталась, и на этой струнке виртуозно сыграл Глеб.

— Контролировать по-старому не получалось: новые времена, новые люди, многие из которых ненавидели коммунизм, требовалась идея, и Сухоруков ее дал. — Осиновский наконец затушил сигару. — В те годы он руководил секретным отделом, занимающимся воздействием на психику людей, и, по всей видимости, добился каких-то успехов. Глеб предложил создать для объединения новой элиты некое тайное общество, что-то вроде кассы взаимопомощи и масонского ордена.

— На базе христианства.

— Как я понял, Глеб глубоко верующий человек. — Борис задумчиво взял из ящичка новую сигару, но раскуривать ее пока не стал. — Не знаю, как ему это удалось, но доступ к казне ему открыли. Сухоруков прихватил столько, сколько смог, и разбился, прыгнув с парашютом.

— Прости, Борис, но в таком случае я не понимаю, почему ты рискнул связаться с Глебом, — искренне произнес наемник.

— Я ошибся, — признал Осиновский. — Все события, последовавшие за «смертью» Сухорукова, свидетельствовали о том, что он банально кинул родную контору. Начали скоропостижно умирать люди, причастные к операции, в России не появилось ни одной фирмы, которая бы стала базой для тайного общества, кроме того, я знаю точно, за Глебом посылали команды ликвидаторов… а сам он, вынырнув через пару лет, занялся контрабандой на пару с Феофаном.

Корни ошибки были очевидны: Борис оценивал Сухорукова по себе, ему и в голову не могло прийти, что, заполучив в свое распоряжение сто миллионов, Глеб будет заниматься такой ерундой, как опереточное тайное общество. А тот занялся. Но не в интересах генералов КГБ. И теперь друзья Курии способны отпрессовать кого угодно, был бы приказ Глеба.

— Но сейчас такая фирма появилась?

— Конечно, — пожал плечами миллионер. — Я точно знаю, что Глеб контролирует очень крупную фирму: «Чудь Инкорпорейтед».

Кортес поперхнулся.

— Откуда ты взял?

— Он говорил об этом Феофану.

Нахальный, но потрясающе остроумный ход: «Чудь Инкорпорейтед» являлась базовым прикрытием Ордена, и никакая сила в мире не смогла бы раскопать правду об этой компании.

— Как ты узнал, что Сухорукое хочет захватить власть в РПЦ?

— От Феофана. — Осиновский раскурил сигару. — В свое время Глеб подцепил его на жадность. Митрополит мечтал о власти, но его харизма… В общем, единственным способом для Фифы оказаться наверху были деньги. Глеб помог ему протолкнуть таможенные льготы, свел с уголовниками и обеспечил колоссальными средствами. Фифа купался в золоте, а все бандиты, через которых вертелись дела, странным образом перекочевали в лучший мир.

— И концы оказались в руках Глеба.

— Несчастный Фифа очень хотел соскочить с крючка и пришел ко мне.

— Не совсем понимаю, — приподнял брови Кортес. — Глеб обещал сделать его патриархом. Зачем спрыгивать с набравшего ход поезда?

— Фифа не планировал спрыгивать, — вздохнул Борис. — Переговоры проходили в глубокой, как нам казалось, тайне. Но Сухоруков узнал об этом и примчался на разборку. Дальнейшее знают все.

«Я тебя породил, я тебя и убью».

— И все равно неясно, зачем Феофан пошел на переговоры с тобой. Под крылом Сухорукова ему было тепло и уютно.

— Во-первых, Фифа хотел абсолютной власти и полной независимости. А во-вторых, он чуял, что является для Глеба переходной фигурой. Фифа рассказывал, что Сухоруков заставлял его давать сан священника ребятам из Курии.

— Чтобы через пару-тройку лет привести наверх преданного человека.

— А Фифа хотел править долго. — Осиновский пожевал сигару. — Фифа хотел создать пул против Глеба. Я обещал.

— Но не смог.

Митрополит не рассчитал, что от репутации Бориса не осталось и следа, и объединить элиту с его помощью было бы невозможно. Осиновский сам нуждался в поддержке, потому и наводил мосты к Феофану.