У раскрытой дверцы крытых алых саней Фролов сподобился-таки заговорить с Мо Ши. Речь его была недолгой. Войнова пожалела, что не может ее слышать. Особенно когда с последней фразой толстяк ткнул пальцем в грудь Ложкина.

Через минуту сани уносили прочь с площади самого богатого человека всей губернии. Заведующий школы одаренных и его ассистент смотрели им вслед.

– Я побежал к ним! – бросил Виталий и вклинился в толпу.

Люсенька последовала за Стручковым. Тиса спешить не стала. Присела около Пони, что продолжала самозабвенно тискать медвежонка, и задала несколько важных вопросов: не устала ли, не замерзла, не голодна?

Девочка отвечала охотно, дала потрогать нос и даже поделилась, что назвала игрушку Мишаней.

– Он сказал, что будет защищать меня.

– Медвежонок?

– Да.

– От кого защищать? – Войнова навострила уши.

– От всех.

– Какой хороший мишка, – отвесила комплимент плюшевому медведю. – Ты спроси его, можно я тоже буду с ним тебя защищать?

– Можно.

– Ты же мне расскажешь, если тебя кто-то будет обижать, правда?

– Угу. – Малышка устало зевнула и снова увлеклась игрушкой, в который раз ощупывая глазки-пуговицы медвежонка.

Ребенку уже пора домой, в кровать. Тиса встала с корточек и оглянулась, ища глазами клубовцев, а если точнее – Люсю.

Компания обнаружилась чуть в стороне от места, откуда тронулись сани Фролова. Собеседники вели разговор и при этом бурно жестикулировали.

– Я знал, что нам отольется твой отказ. Он ничего не забывает! – услышала она раздраженный голос Мо Ши, приблизившись.

– Мо Линич, вы же знаете предел моих способностей, – огрызнулся Ложкин.

– Значит, придется приложить ум, Климентий! – воскликнул старик. – Заинтересовать, изнань возьми!

Войнова пораженно остановилась. Таким заведующего она видела впервые. Старик не мог спокойно стоять, узкие глаза его метали молнии, а в голосе слышалось отчаяние. Похоже, она стала невольной свидетельницей чужих выяснений.

– Не переживайте так, Мо Линич. Это вредно, – пропищала Люсенька.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – вставил свое слово Виталий.

Профессор обернулся, заметил Тису и поостыл.

– А-а, Тиса Лазаровна, – пробормотал он, одергивая сюртук. – С Сотворением вас! – Блестя взглядом, старик еще раз оглядел своих подчиненных. – Я и забыл. Праздник же на дворе. Разговор наш может и подождать. Молодежь… – будто в ответ своим каким-то мыслям добавил он, – веселитесь.

И покинул компанию.

Проводив Мо Ши взглядом, выделяя в толпе парик заведующего, что, как шлюпка в шторм, то всплывал, то исчезал в пучине людских голов, девушка поняла, что ей жаль старика. Наблюдать, как разбиваются надежды, пусть и чужие, всегда грустно. А еще с этим мужчиной некогда была знакома ее бабушка. Бабуля-вэйна не одобряла брак дочери с простым военным, ее отцом. К сожалению, времени, чтобы изменить мнение, оказалось слишком мало. Единый прибрал бабушку на небо, когда мама еще только носила Тису под сердцем.

– И правда, давайте не будем думать о плохом! Сотворение же! – взмолилась Люсенька, обращаясь ко всем сразу.

– Согласен, – поддержал Строчка. – Еще не все п-потеряно. Можно на Воскресенском балу попытаться. Пригласительные-то есть!

Климентий все еще стоял, морща лоб и вперив взгляд в наряженный пятилапник посреди площади. Тиса же вспомнила, зачем пришла.

Люсенька на просьбу подвезти девочку к приюту на санях откликнулась с удовольствием. Сказала, что повозка стоит в переулке поблизости и можно отправляться в путь хоть сейчас.

Взглянула на малышку.

– Ты не прочь покататься на санях тети Люси?

Поня оказалась не против. Плюшевый Мишаня тоже.

– Я поеду с вами.

Войнова обернулась. Учитель глядел на них, сбросив былую отстраненность. Люся пообещала, что в санях найдется место всем. Они отвезут девочку и вернутся посмотреть салют.

Поня задремала в дороге к приюту, сидя на лавке и привалившись к боку Тисы. Строчка с Люсей вспоминали прошлогодний салют, а Климентий молчал. Время от времени прямой взгляд блондина останавливался на ученице, и тогда она опускала глаза на спящего ребенка. Сама не могла понять, почему не желала встречаться с ним взглядом.

По просьбе девушки извозчик Микилка остановил сани, не доезжая до ворот приюта пару сотен шагов. Девушка собралась было нести ребенка на руках, но Поня проснулась, как только лошади встали, и в обнимку с медведем сошла с саней, поддерживаемая под локоток Войновой.

– Позвольте, провожу, – вызвался Ложкин. Улица казалась темной и почти безмолвной, будто праздник с его огнями и смехом забыл сегодня сюда явиться.

Втроем они подошли к спящему во тьме приюту. Прежде чем нырнуть в дыру кривозубого частокола, малышка замешкалась. Обернулась и махнула Тисе на прощание варежкой.

Та помахала в ответ, проследила, как девочка исчезает в заборной прорехе.

«Нет, это никуда не годится, – мелькнула мысль. – Надо искать другой способ забирать ребенка на прогулку».

Когда звук легких шагов перестал слышаться, Войнова повернулась к неподвижно стоявшему Климентию. В темноте плохо читалось выражение его лица.

– Все, – прошептала, – можно идти обратно.

– Погодите, – произнес учитель.

Капнула секунда, другая тишины, и он снова заговорил.

– Я хотел бы просить у вас прощения за поведение моей подчиненной, Тиса Лазаровна. Уверяю, Клара больше не доставит вам неприятностей.

Уверенность в голосе мужчины не вызывала сомнений в сказанном.

– Спасибо, – поблагодарила, не зная, что еще добавить.

Ложкин кивнул, и они неторопливо зашагали обратно к саням. Чувствовалось, что учитель сказал еще не все, что хотел.

– Знаете, я тоже ненавижу себя за тот балаган, в котором участвовал сегодня… Идиотская «Повториша», затем это пресмыкание перед Фроловым, – сквозь зубы процедил он. – Ощущение, будто извалялся в навозе, ей-богу. Прошу меня простить за сию грубость, но это верное слово. Поймите правильно, Тиса Лазаровна, – мужчина остановился. Темнота на сей раз не смогла скрыть блеск его глаз, – Мо Ши, я, ребята… мы семь лет посвятили этому кургану. Семь лет поисков, тысячи исписанных листов, расчетов, проведенных исследований, ночевок в сырых подтопленных дождями палатках и возни в грязи. Сдаваться сейчас, когда до находки остались считанные шаги, мы просто не имеем права! Вы понимаете меня?

Блондин вглядывался в лицо девушки и ждал ее ответа. Под напором его горячей откровенности Тиса кивнула. Конечно, она понимала. Одобряла иль нет – наверняка бы не сказала, но понимала. Ради общего дела Ложкин наступал на собственную щепетильность, и это его выбор.