Праздничная церемония протекала мимо ее внимания. Клирос отпел «Аллилуйю», «Славься, Сотворение», «Первое явление» и «Акафист св. Жнуху». Так по пятницу ежедневно будет проводиться служение, посвященное явлению каждого святого из Пятерки. После скорбной субботы, или «голодной», как в народе ее еще называют из-за строжайшего поста, наступит апогей сотворенской недели – святое Воскресение. Величайший день в году, когда слезы приравниваются к греху.

После праздничной службы народ потек прочь из храма, сияя просветленными лицами. Кто-то направился домой, кто-то в гости, а кто сразу подался в центр Оранска, где уже начинались гулянья. Тиса не заметила, как вернулась во флигель. Заглянула Алевтина. Поздравив постоялицу, вручила ей корзинку с обедом. Оказалось, что семейство Кадушкиных собралось отмечать праздник у родни.

– Хотите, пойдемте с нами? – Алевтина подоткнула непослушные букли под цветастую нарядную косынку.

Тиса поблагодарила и отказалась, сказав, что должна встретиться с друзьями на центральной площади. Хозяйка, махнув рукой на прощание, убежала.

Девушка засунула нос в корзинку, вытащила кусок сладкого пирога и уселась с ним на кровать, не боясь накрошить на покрывало. Сегодня можно. Унылое жевание – то, что ей сейчас нужно.

Пирог закончился, нужно было собираться, ведь Люся будет ее ждать, но идти никуда не хотелось. Потянув время, Тиса все же заставила себя встать. Надела свое зеленое платье. Жаль, нарядное, цвета ночного неба, она оставила в Увеге – из-за того, что оно вызывало воспоминания о Горке и вэйне. Глупость с ее стороны. Платье не виновато в ее неудачах.

Накинула новую шаль и взглянула в старенькое облезлое зеркало на внутренней стороне дверцы шкафа. Как она могла радоваться покупке? После созерцания одеяния баронессы Лилии Разумовской ее одежда казалась не лучше робы. Да и сама себе девушка виделась бледным ничтожеством.

– Но ведь он ей отказал, – упрямо прошептала она своему отражению. – Демьян не пойдет на бал и не будет с ней танцевать. Он мне, а не той рыжей диве писал те письма.

Встряхнув таким образом свое самолюбие, после последнего видения раскатанное в тонкий до прозрачности блин, девушка покинула жилище.

Вскоре она поняла, что выбраться в народ стоило.

По улицам мчались тройки с бубенцами, украшенные пестрыми лентами и бусами. Гурьба за гурьбой тянулся люд в центр города. Слышался смех и поздравления, песни и частушки, бренчали домры, заливались гармони. Встречные лица заражали весельем. Удивляли костюмами и масками ряженые. Гимназистки краснощекие в цветастых платках заливисто хохотали шуткам кавалеров. Носилась с визгом детвора.

Боровая была полна народа. А ближе к городской площади так и вовсе столпотворение. Такое разнообразие развлечений Тиса видела впервые – шатры со сценами, пестрые вертепы кукольников, покорители огня и силачи. Она пробралась вперед и удивленно оглядела театральную площадь у сквера. Ледяные горки из цветного льда – творение Агаты Федоровны и наместного погодника Моти Зябовича – поражали взгляд. Будто спутанный клубок шерсти, пролегали ледяные желоба, по которым, голося от восторга, неслись храбрецы возрастов от мала до велика. Отдельные части конструкции горок имели формы, напоминающие о священных животных. Казалось, будто ты входишь в разинутый беззубый рот червя и катишься по его длинному нутру, или скатываешься по крылу Гора, или несешься по волнам на спине Карпа, или подпрыгиваешь на повороте на лисьем хвосте. Но самая высокая горка в несколько колец была посвящена дракону Вемовею и вызывала особый интерес у молодежи. Наблюдая чужой восторг, Тиса поймала себя на мысли, что желает и одновременно побаивается испытать то же самое, что чувствуют эти ребята. Однако, взглянув на часики, поняла, что пора пробираться к театру, где вскоре должен был начаться благотворительный концерт.

Подъезд к театру запрудили экипажи. На ступенях девушка обогнала чинно поднимающуюся пожилую пару и вошла в высокую дверь, придерживаемую молодым привратником в оранжевой форме. Оказалась в вестибюле, откуда благородная публика по ковровой дорожке шествовала в театральный зал. Еще трое привратников, уже более внушительного вида, притязательно оглядели вошедшую.

– Тиса! – услышала она оклик Люсеньки. К ней спешила Перышкина, хорошенькая, в желтом костюме из тонкой шерсти с шелковой вышивкой на буфах рукавов. – Как замечательно, что ты пришла! Думала, не дождусь. Пошли быстрей! Наши уже за кулисами готовятся! Пальто бери с собой, а то потом большая очередь в гардеробе будет.

Войнова послушно потопала за Люсей, которая повела ее в конец вестибюля. Там девушки нырнули в одну из неприметных дверей. Узкий сумрачный коридор вывел к трем невзрачным смежным комнатам с зеркалами, где суетился народ, готовящийся к выступлениям. Хор пансионерок распевался в одном углу, кадеты тренировали танец с шашками, группа бородачей-домристов настраивала инструменты. Везде лежали сумки и мешки, на стульях и столах разбросаны сценические костюмы, кто-то переодевался за ширмами.

Тиса не сразу узнала знакомцев из Увлеченного клуба. Климентий и Строчка – с тросточками, в сизых фраках с серебряной вышивкой, в высоких цилиндрах – преобразились до неузнаваемости. Клара хлопотала возле Ложкина, старательно заправляя ему белый платочек в нагрудный карман.

– Я же говорила, что она придет! – радостно возвестила Люсенька о своем приходе с Тисой.

Климентий резко обернулся, и старания Клары по укладыванию платочка пошли прахом.

– Тиса Лазаровна! – Виталий обрадовался прибывшей. – Ну, к-как мы вам? – Парень развел руки и крутанулся на месте.

– Великолепны! – она искренне похвалила.

Строчка засиял, как начищенный пятак. А Климентий склонил голову в приветственном поклоне. Клара недовольно стиснула зубы.

Глухой ворот черного платья брюнетки сегодня сменил аккуратный вырез. А тяжелые волосы заимели намек на романтические локоны. Однако в целом ее облик остался по-прежнему строгим.

Климентий во фраке выглядел как герой романа: высокий блондин с зелеными глазами и прекрасными фигурой и статью. Тиса неожиданно осознала, что учитель красив.

– Вы практиковались? – поинтересовался он.

Повинилась, что нет. Ох, как же неприятно наблюдать недовольство учителя.

– Когда ей было-то, Клим? – встряла Люсенька. – Мы ведь были в аптеке. – И тут глаза девушки расширились, будто она только сейчас вспомнила вчерашние события. – О Боже! Потом пришел этот жуткий ассивец! Такой страшный! Тиса, скажи им!

Войнова кивнула. Она сама вспомнила о вчерашнем только по дороге к собору, но утреннее видение задвинуло вчерашние события в аптеке на второй план. Видимо, в одну из успокоительных настоек Агаты был добавлен забвенник – травка редкая, правда, действие ее короткое.

Любопытный Виталий принялся расспрашивать, и Люся рассказывала о своем страхе.

– Он такой весь черный! Вызвал красный огонь и чуть не сжег Агату Федоровну! Тиса такая храбрая, выбежала и помешала ему! А я не смогла. Мне было так страшно!