– Да какое у них семейное счастье, – пробурчала инора, о которой все благополучно забыли. – Там сразу все пошло не так, Отто рассказывал. Как герцог нужный результат не получил, так и потерял интерес к супруге.

Матильда теперь охнула совсем по-настоящему и наконец обратила возмущенное внимание на ту, с кем мы беседовали до ее появления. Узнала, поняла, что это не тот свидетель, который подтвердит влюбленность Гюнтера в нее, и пренебрежительно скривилась.

– Инора, вы бы не распускали слухов, за которые и под суд пойти можно, – высокомерно процедила она. – Слухов, не имеющих под собой ни малейших оснований. В вашем возрасте, что не дослышивается, то додумывается. Вот и сейчас подслушиваете разговор, который вас не касается, а потом будете выдавать свои измышления за истину.

– У меня прекрасный слух, Ваша Светлость, – оскорбилась инора. – И прекрасная память, уж намного лучше вашей. И если уж на то пошло, то это вы влезли в разговор, который вас не касался.

Тяжелую деревянную трость она чуть приподняла для вящей убедительности своих слов. Матильда бросила короткий взгляд на Гюнтера, прикидыая, захочет ли он защитить ее от этой угрозы, но по виду мужа было непонятно, на чью сторону встанет в случае открытого противостояния с применением холодного оружия ударно-раздробляющего действия, поэтому она решила не рисковать и резко поменяла тональность.

– Меня не может не касаться разговор моих друзей.

– Друзей? – насмешливо переспросила я.

– Небольшие разногласия между нами не могут повлиять на нашу дружбу, – Матильда внезапно сладко мне улыбнулась.

– Разумеется, – я постаралась улыбнуться не менее сладко. – На нашу дружбу повлиять вообще ничего не может.

Потому что нет ее, этой дружбы, и быть не может. И это она еще не знает, что я – не Ульрика. А как узнает, Матильду уже больше ничего не будет сдерживать в дружеском расположении ко мне. Так она хотя бы опасается лорда Штрауба…

– А поэтому мы с Валентином ждем вас сегодня к ужину. Уверена, мой муж будет счастлив вас увидеть. А известие, что вы обрели семейное счастье, его необычайно обрадует.

– К сожалению, сегодня вечером мы не можем, – сразу отказался Гюнтер. – Видишь ли, у нас на него совершенно другие планы.

И сказал он о планах как-то так, что я сразу начала краснеть, а Матильда – злиться. Что она там себе напридумывала, я не знаю, зато знаю, какие у нас планы – разобраться с розами в гарнизоне. И об этих планах таким тоном говорить просто неприлично.

Бывшая невеста вызывала тупое ноющее раздражение. Вежливо отделаться от нее и продолжить расспросы милой иноры, оказавшейся кладезем ценных сведений, не получилось. Матильда намеков не понимала, не понимала и прямо высказанного желания остаться вдвоем с женой. Она жалобно поджимала губы и строила глазки, намекая, что прекрасно видит, как мне приходится притворяться, лишь бы вызвать ее ревность. Вдове траттенского целителя надоело смотреть на цирк, устраиваемый герцогиней, – уж слишком тот был однообразным, и она ушла, напоследок напомнив, что готова сдать жилье за умеренную плату. Жилье нам было не очень-то и нужно. На мой взгляд, его был даже избыток: не считая двух комнат в гарнизоне, была еще квартира в городе. Очень уютная квартира с не слишком навязчивой хозяйкой, вполне достаточная для начала семейной жизни. Еще одна съемная жилплощадь была бы лишней, если бы к ней не прилагалась хозяйка.

– Вы действительно хотите поселиться у этой хамки? – с ярко выраженным презрением спросила Матильда, впрочем, дождавшись, пока «хамка» отойдет достаточно далеко, чтобы не услышать оскорбления в свой адрес.

– Ты что-то имеешь против? Милый домик с прекрасным садом, а главное – удаленный от гарнизона. Сама понимаешь, медовый месяц…

Звук, донесшийся от Матильды, не вязался с обликом светской красавицы и больше всего напоминал скрежет зубов. Наверное, не пришелся по сердцу наш медовый месяц. И неудивительно – использовать чужого мужа сложно, даже если постоянно ему твердить, что он влюблен вовсе не в жену. Но если она будет все принимать столь близко к сердцу, скоро останется без зубов.

– Медовый месяц – это замечательно, – кисло сказала Матильда. – Но к чему проводить его в полуразвалившемся доме? У нас есть замечательные гостевые комнаты, мы с моим дорогим Валентином будем рады предоставить вам любую.

– Не думаю, что «дорогой Валентин» обрадуется подобному предложению.

– Конечно, обрадуется, – Матильда подозрительно оживилась и заулыбалась, в том числе – Фридерике. – Валентин ужасно любит гостей. Он будет счастлив, если вы у нас проведете медовый месяц.

Что-то подсказывало, что в случае согласия одним счастьем дело не обойдется, герцог непременно захочет поучаствовать в проведении медового месяца и отнюдь не только ценными советами. Но озвучивать мысли не стал, сказал лишь, что подумаем. Холодно так сказал, но этого хватило, чтобы Матильда окончательно пришла в себя.

– Я распоряжусь подготовить комнату. Или лучше две? Правильно, когда у мужа и жены отдельные спальни.

Улыбка стала совсем естественной, похоже, Матильде пришел в голову вариант, который можно обратить на пользу. Но то, что идет на пользу Матильде, не идет на пользу мне.

– Нам одной хватит, лишь бы там была кровать.

Фридерика опять забавно покраснела, Матильда же перестала улыбаться и зло выдохнула, сдержав в себе какую-то гадость. Зря это она. Сдерживаться вредно. Лицо перекашивается, внутренние органы страдают, зубы, опять же, крошатся…

– Кровать будет, я обещаю.

Она опять улыбнулась, но столь криво, что я заподозрил: ножки у этой кровати подпилит лично Ее Светлость. Разве можно кому-нибудь доверить столь ответственное поручение? И не сделает как надо, и разболтает. И вообще, этот переход от обвинений к дружескому расположению был странен и необъясним. Матильда расточала улыбки и яд, которым, казалось, уже пропиталось все вокруг.

Я посмотрел на дом ушедшей иноры. Занятный дом. И инора занятная. Но показывать свою заинтересованность Матильде нельзя. Да и таскаться с таким балластом по городу – тоже.

– Дорогая, а твой муж по тебе не соскучился?

– Так мило, что ты обо мне заботишься. Не волнуйся, Валентин в это время обычно отдыхает. – Матильда сделала вид, что намека не поняла, и лишь крепче вцепилась в мою руку. – Он, знаешь ли, работает по ночам. Говорит, самое продуктивное время.

Я вспомнил храпящего герцога на парковой скамейке. Если он везде работает так же продуктивно, то искренне надеюсь, нашему королю не придет в голову назначить его на какой-нибудь пост, важный для Гарма. Хотя, может, герцог отсыпается днем, а вот ночью… ночью проявляет чудеса работоспособности после очередной дозы орочьих травок.

– А твой сын тоже в это время спит? Иначе такая заботливая мать была бы рядом.

И не мешала бы устраивать личную жизнь посторонним инорам. Впрочем, в ее заботливости я сильно сомневался: создавалось впечатление, что стоит мне лишь только выйти за проходную, как Матильда бросала все дела и устремлялась меня обрабатывать. Пожалуй, теперь я не знаю, чего ей больше хотелось: чтобы я убил ее мужа или чтобы ее муж убил меня. Но как выяснилось, мы с ним совершенно неревнивы. Во всяком случае по отношению к Матильде.