Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знала теоретически, но практика показывала совершенно иное…
В маленькой стране было всего два телевещательных канала. Один явно был «оснащен» розовыми очками, синдромом безнаказанности с неприкрытой страусиной задницей, которая постоянно оставалась снаружи… А голова была настолько глубоко зарыта в раскаленный песок офшорной зоны, что ее никто найти не мог… Второй канал постоянно стонал. Стоны и причитания по всем вопросам, в том числе и о нарастающих издевательствах над заключенными в тюрьмах, но об этом чуть позже…
В маленькой стране одно и то же событие освещалось под двумя разными ракурсами: глубоко позитивно и глубоко негативно.
«Это последнее лето их разгула! Уже в печенках сидят обещания и пустые разговоры правительства, народ выйдет и покажет, кто есть кто в этой маленькой, многострадальной стране!» — вещала одна телекомпания…
«Это то лето, которое показало, что люди счастливы, накормлены и горды тем, что живут в такой стране!» — сообщала другая телекомпания.
Сытые карманы ждали журналистов с уже определившейся ориентацией. Я много раз попыталась написать аналитическую статью, даже работала над сценарием передачи, но тщетно.
— Неужели обязательно быть в каком-то определенном лагере для того, чтобы выражать и доносить до читателя свое мнение?
— Да, дорогая. А ты что, хочешь исподтишка пролезть, не выражая свою приверженность?.. — слышалось в ответ.
Маргинализация — процесс, из-за которого чиновники, разнузданные от чрезмерных властных полномочий, все больше покрывались плесенью…
В чем было спасение?..
«Крушение идеалов» — тема очень наболела, а затем вылилась на бумагу. Я писала о том беззаконии, которое творится в стране, расстрелянных на улицах парнях, о пытках в тюрьмах, раскулачивании бизнесменов, навязывании стране гей-идеалов — и что?
«Пиши о погоде — подшучивали надо мной подруги — там все круто и непредсказуемо, ну прямо в твоем стиле…»
Очередной Новый год Саакашвили встречал на полную катушку: обновленный морской город Батуми, а-ля Монте-Карло, где президент грезил провести оставшиеся дни, готовился к празднику.
Фейерверки, софиты, яркое освещение — фантастический новогодний концерт знаменитого оперного певца Андреа Бочелли в сопровождении маленьких фигуристок — это действительно праздник! НО…
Я присутствовала на этом концерте — работала для одного воскресного издания… Господи, да Бочелли же незрячий, а дуры-журналистки из президентской свиты привязались вопросом… «Как вам нравится обновленный портовый город?». Это смахивало скорее на насмешку…
В ту ночь на город обрушился ураган. Урагану нипочем старый или Новый год, поэтому он поднялся тогда, когда ему заблагорассудилось… На сцене, великого маэстро сменяли маленькие фигуристки. Я стояла близко к сцене и слышала, как плакала крохотная, восьмилетняя Тина, которая в ураган и в проливной дождь боялась выходить на лед.
— Ма-ам, не хочу, мне холодно и хочется спать, — стонала крошка.
— Тихо, детка, а то кто-то услышит, и папу завтра же уволят. И кто потом будет кормить тебя в «Макдоналдсе»? — дидактика возымела влияние, и промерзшее тельце Тины в коротеньком платьице начало «чертить» восьмерки на льду, зловеще светящемся в ночной мгле.
— И наш папочка скоро здесь будет, — готовила вторую выступающую пожилая женщина.
— Он что, где-то в отъезде? — поинтересовалась я.
— Да, в отъезде, и, если Этуна хорошо станцует, он скоро приедет, — с особо подчеркнутым выражением ответила женщина.
— Баб, прошу, разотри мне спину, а то я замерзла, — всхлипывала Этуна.
Как только девочка вышла на лед, женщина резко обернулась в мою сторону.
— Это разве дело? Если бы в такой мороз я девочку не вывела, сказали бы, что не уважаю инициативу правительства, и у моего Лексо были бы проблемы.
— Лексо — это кто? — спросила я.
— Мой сын, а Этуна — его дочь. Вот, уже два года, как я его арестовали…Ни слуху ни духу, все говорят, что там в тюрьме карантин… Он — бывший таможенник и сидит за взятку. Хотя, о какой взятке речь … — развела руками женщина.
…Незрячий тенор, послушать которого более комфортно можно было и в интернете, простуженные маленькие дети, 14 миллионов долларов, потраченные в обнищавшей, перенесшей войну стране, и ураган… А новогодняя статья требовала позитива! Откуда же мне взять позитив? Поэтому статья сорвалась.
Число «сорванных» статей с каждым днем росло, но на второе утро в одной газете все же написали, что Бочелли, услышав рыдание маленьких фигуристок, и сам прослезился…
Знаете что такое звонок матери?
Это или беда или победа!
И вдруг:
— Лаленка, я решилась пойти на митинг протеста на проспекте Руставели в честь независимости Грузии…
Завтра 26 мая!
— Мама, это опасно! В нашей семье хватает и одного революционера… только не ты!
Гудки в телефоне дали знать, что моя маман непоколебима в решении.
25.05.2011 войдет в историю кровавыми пятнами…
Сотни людей старшего поколения наконец-то решили выйти на улицу!
Почему наконец-то?
Да потому что это поколение людей безбедно живших и в советском, и постсоветском пространстве…им понадобились годы саакашвиливской тирании, чтобы осознать:
1. Президент — враг грузинского народа.
2. Поколение внуков расстреливают на улице.
3. Розовая революция — фарс.
4. И самое главное — а король-то голый!
Я набрала маму..
— Маам, прошу тебя, только не сегодня! — прокричала я в трубку, — когда угодно, только не сегодня!
— И все-таки ты очень нервная, выпей пустырник, Лалико… Ну нет так нет, пойду завтра, — ответила мама, которая давно повиновалась моим приказам.
А завтра не настало…
25 мая… И опять проспект Руставели.
Сотни пожилых людей вышли на улицу, чтобы раз и навсегда сказать саакашвиливскому режиму — нет!
Это поколение мудрых, кавказских старейшин вышли на поле боя…
Впервые за всю историю Грузии вместе со старейшинами рода грузинского стояли их Жены!
Да!
Это их общих детей и внуков истреблял Саакашвили на улицах, это их дети сидели в тюрьмах за вымышленные преступления, это их намоленные церкви рушило правительство, это их общие внуки оставались без родины, передавая вековые ценности в руки гей-полит-зондер элите!
Я не знаю, что произойдет в дальнейшем, но знаю точно, что ночь 25 мая 2011 года останется в истории!
Ровно в 23.55 люди в масках стали подтягиваться к проспекту Руставели, где все еще оставались Нино Бурджанадзе и Ираклий Батиашвили вместе с остальными лидерами оппозиции..