Джаф оттеснил меня назад, прижал к стене: я ударила коленом, но он увернулся. Я задохнулась, плечи неожиданно оказались вплотную прижаты к корпусу. Мы летели в самолете, и машина дрожала от моей борьбы с плотью и энергией. Его аура окружила мою и сдавила ее на долгий, мучительный миг.

- Успокойся, - мягко произнес он. - Успокойся, моя любознательная.

Выглядел Джафримель как всегда, если не считать серебристых прядей в волосах и теней под пылающими глазами. Лицо осунулось, но это было его лицо, с той самой человеческой темнотой, что таилась за зеленым свечением его глаз.

- Пусти! - Я не узнала собственного голоса, низкого, решительного, насыщенного гневом. - Сейчас же пусти.

- Нет.

Его пальцы удерживали меня на месте без видимых усилий. Кожаная амуниция скрипела, когда я пыталась выскользнуть, так что вся покрылась потом, до последней складки на прижатых к металлическому корпусу ягодицах. Упавшие на лицо волосы закрывали глаза.

- Ты не понимаешь.

- И не хочу понимать. Ты мне лгал!

Я умолкла, словно все остальные слова напрочь исчезли из моей памяти.

- Вторая половина ножа у меня, Данте. Мы как никогда близки к свободе.

Он пытался урезонить меня. Из-за его плеча я разглядывала узкое помещение, откидную койку и шкафчики с пласглассовыми дверцами.

- Я вернулся из самых глубин ада и…

«Знаю я, что ты там делал: опять меня продал».

- Заткнись! Где Ева?

«Если по твоей вине с ней что-то случилось, я…»

- Андрогин Вардималя в надежном месте. Лукас с Маккинли присматривают за ней.

Его пальцы чуть-чуть ослабили хватку, но не настолько, чтобы дать мне высвободиться. Самолет начал перемещаться ритмичными короткими толчками, словно мы скользили над самой поверхностью бурной реки, так что гироскопам и антиграву приходилось все время прилаживаться к волнам, водоворотам и порогам.

- Ее приспешники разбежались. Я сделал то, что было необходимо, Данте.

Я была прижата к стене, а Джафримель навалился на меня так, что амуниция и рукояти вдавились в тело. Его глаза в нескольких дюймах от моих заполнили весь окружающий мир, пока я не опустила веки, отгородившись от этого зеленого огня. Кончик Фудошина подрагивал всякий раз, когда я порывалась выдернуть зажатую, как в тисках, руку.

- Ты хотел убить ее, - прошептала я.

- Убил бы, если бы это входило в мой план.

«Отлично. Наконец-то я услышала то, чему определенно можно верить, - немедленно отреагировал глубокий, саркастический внутренний голос. - Твой план. А я вхожу в твой план?»

Если бы слова были из стали, они могли бы разить. Могли бы разбить корпус самолета и освободить меня. Я больше не пыталась вырваться - что толку? Расслабилась, сосредоточилась на восстановлении сил и накоплении энергии.

- Ты не часть моего плана. Все мои планы служат интересам твоей безопасности. Посмотри на меня.

- Нет.

Может, кто другой сказал бы лучше, выдал бы целую эпитафию. Но не я. Я не признаю ничего, кроме резкого однозначного отказа. Он пытается принуждать меня, командует мной!

- Посмотри на меня. - Его голос смягчился, стал заботливым. Почти человеческим. - Данте, пожалуйста.

Я открыла глаза.

Он склонился совсем близко, пригасив ресницами зеленое пламя глаз. Волосы упали на лицо, и на фоне влажной черноты серебристые нити выделялись особенно четко. Тонкие морщинки залегли в углах его рта, разбегались от глаз. Он так долго не менялся, что казался постаревшим. Но демоны не стареют. Это очередная маска.

- Что с тобой случилось?

Сердце в груди предательски екнуло.

- Я заключил новую сделку с Князем.

Я дернулась, но он легко меня удержал.

- Не сомневайся во мне, наше спасение близко.

- Ева…

- Это не ее имя. Она не человеческое дитя, а спутница Люцифера. Ты глупа. Ты открыла дверь в ад по ее просьбе? Есть ли у тебя хоть малейшее представление о том, что это значит? На волю вырвалось множество ее сторонников, ее драгоценных бунтовщиков. Люцифер сам поведет против них войну, иначе он поступить не может, но она была моей наживкой в тщательно подготовленной ловушке. Эту ловушку ты едва не разрушила. Я собирался перебить все сборище, раз ты проломила стену меж вашим миром и адом. И мне было не до объяснений.

- Я выигрывала время для тебя, - прошептала я. - И пыталась выжить. Это был единственный способ…

«Единственный способ что-то делать, а не просто ждать тебя».

Я собиралась закончить фразу, но он мне не дал.

- Маккинли защитил бы тебя от опасности.

- Может быть, но только не от Евы.

«Она моя, Джафримель».

Слова трепетали на моих губах, но так и не сорвались с них. То был секрет, мой собственный маленький обман в сплетении лжи, коварства, заговоров и интриг. Я не могла сказать ему об этом, во всяком случае сейчас.

- У меня не было другого выхода, Джаф.

Я отшатнулась от стены и обмякла в его руках, хотя мои пальцы по-прежнему крепко сжимали рукоять Фудошина. Если сейчас он меня отпустит…

Он огорченно вздохнул.

- Сейчас это уже не важно. Мы направляемся на встречу с Люцифером. Я доставлю мятежного андрогина, и…

Я резко вскинула колено, он отдернулся, и мы едва не полетели на пол. Джафримель тут же выпрямился, его пальцы сжались сильнее.

- Стой!

Ого! Похоже, ему тоже надо отдышаться. Знак на моем плече горел, как жидкий металл, еще один выброс энергии заполнил мои нервы и вены.

Обожженная кожа съежилась. Я открыла рот, но издать крик не успела - он меня опередил.

- Она согласилась отвлечь внимание дьявола, когда я доставлю ее к нему. Так что порадоваться пленению мятежницы он не успеет - я нанесу удар. Я повергну его… Ты успокоишься наконец?

Я замерла неподвижно, даже часовой механизм в моей голове на мгновение замер.

«Не верь ему. Не слушай. Это заговоры и интриги».

Когда я заговорила, мой голос понизился до хриплого шепота.

- Как я могу верить твоим словам?

- Ради тебя я сошел в ад, и не единожды. - Неожиданно он резко отстранился. - Этого должно быть достаточно. Даже для тебя. Или ты вообразила, что я там прохлаждался, что это долбаный круиз? Где я, по-твоему, пропадал?

Моя рука опустилась, Фудошин чуть не ударился о прикрепленные к палубе клети.

- Все ради тебя. Все, что необходимо и возможно.

Его плащ был так же черен, как и всегда, но это серебро в волосах… он стал другим. Совсем другим. Мы оба изменились, до неузнаваемости. А что осталось?