- Да… Руку, что нож способна держать, жаркое пламя не сможет пожрать. В смерть снизойдет и вернется она. Руке той сила без меры дана.

- Хедайра Илваримеля действительно кое-что сказала перед смертью: возгласила имя своего а'нанкимеля и прокляла меня. Пророчество - это просто слух. - В каждом его слове звучала почти осязаемая горечь. - Полагаю, ты мне не веришь.

«Я уже не знаю, кому верить! - Мои глаза скользнули по гарде ножа, обхватывавшей мою руку. - Мщение! Убить его, чтобы не смел больше морочить мне голову».

Ладно, а что потом? Я не знала. Даже если боги будут милостивы ко мне и я сумею убить Люцифера - что не гарантировано даже с помощью Джафримеля, - что будет дальше?

А ведь в Сент-Сити осталась дочь Гейб, малютка. Она в доме, которым заправляет секс-ведьма-трансвестит. Я обещала вырастить ее, заботиться о ней, защищать ее.

А еще я обещала защищать того, кто сидит сейчас в грузовом трюме. При ее создании использовали наш с Дорин генетический материал, и по ее указке, если верить долбаной подначке Лукаса, я теперь пляшу. За нее я готова была убивать или умереть на вершине башни в Парадизе. Если бы Лукас и Ванн были обычными людьми, я убила бы обоих ради спасения Евы.

Но кого я на самом деле спасала? Еву или себя?

Сквозь надтреснутый свод памяти пробился голос моего учителя:

«Сострадание не главная твоя доблесть, Данио-сан».

Я не сдержала слово. Поклялась отомстить за убийство Гейб и Эдди, но оставила в живых эту гадину-седайин. Потому что об этом попросил Анубис, мой бог, мой покровитель.

Впрочем, не только потому. Седайин не могла дать мне отпор, целителям этого не дано, я же не могла убить безоружную и беззащитную женщину без урона своей чести. Чего-чего, а убийств и насилия в моей жизни было более чем достаточно, но всякий раз смерть настигала тех, кто ее заслуживал. Тех, кто сражался бесчестно, нарушал закон или нападал на меня первым. Такова уж моя натура.

Или она была такой. А сейчас? Кто я сейчас? Некромант, который не может предстать перед своим богом. Полудемон со злобным туманом в голове, жидкой яростью вместо крови в жилах и оружием, способным поразить дьявола.

«Никто пока не опробовал нож на Люцифере. Ты не можешь знать, сработает он или нет».

Стоп, но ведь у меня есть Джафримель. Он объявил войну Люциферу… если ему можно доверять. Могу ли я поверить, что он не отдаст Еву Люциферу навсегда?

«Ну а дальше, Дэнни? Что дальше?»

Опять ложь и игры? Что произойдет в аду, если не станет Люцифера?

«А стоит ли задумываться об этом раньше времени, солнышко?»

Самолет качнулся и тут же выправился. Царила напряженная тишина. Я заморгала, очнулась и увидела, что Джафримель обернулся и смотрит на меня. Его седые пряди поблескивали, а глаза полыхали так, что искусственное свечение за иллюминаторами могло показаться тусклым.

От вида человеческой темноты под этим зеленым пламенем мое сердце болезненно сжалось. Помедлил ли он хоть миг, прежде чем бросился за мной с небоскреба?

«Конечно нет. Будто сама не знаешь».

В моей душе зрело недовольство собой.

Я стиснула зубы и вздернула подбородок. Заодно приподняла нож, хотя Джафримель на него не смотрел.

- Мне нужны новые ножны. Старые не подходят.

Он кивнул. Сердце мое обливалось кровью, сказать было больше нечего. Я не могла выразить и четверти того, что хотела, а он не выполнил бы и четверти моих желаний. Вот и поди разберись - он любовь всей моей жизни, а я не могу доверять ни единому его долбаному слову! Остается верить его делам.

Я отвернулась, ощутив легкий укол, словно иголка воткнулась в то, что осталось у меня от сердца, когда я разорвала зрительный контакт. Вниз, в грузовой трюм, вел трап, и я закрепила меч в петле на портупее, чтобы иметь возможность пользоваться при спуске хотя бы одной рукой.

- Данте! - Почему у него такой измученный голос? Словно он только что завершил тяжелейший труд. - Могу я кое о чем тебя спросить?

Я молча уставилась на глухую переборку по ту сторону открытого люка в трюм. Гробовая тишина приглушила даже завывание двигателей. Ванн и Маккинли перестали переговариваться.

- Спрашивай.

«Все, что я могу, - это соврать тебе, сам знаешь. Все, что я могу, - это предавать тебя, скрывать от тебя правду, манипулировать тобой. Как и ты сам. Разве это не справедливо?»

- Когда Люцифер упадет мертвым к твоим ногам, что ты будешь делать?

«Хороший вопрос».

Я взялась левой рукой за перила и приготовилась спускаться. Потом вздохнула.

- Когда дойдет до этого, тогда и выясню, Джафримель.

«Хочется верить, что ты не задумал ничего другого».

Вихри закручивали песок. Грузовой люк был открыт, тонко светились воздушные печати, не допускавшие внутрь обжигающе жаркий ветер вечерней пустыни. Под яростным палящим солнцем поблескивало стекло, и хотя пронизывающее радиоактивное излучение было невидимым, при мысли о нем я невольно поежилась. Перед обратным вылетом потребуется полная очистка с дезактивацией - если, конечно, мы вообще вернемся.

Ева так и не открыла глаз. Сидела, сгорбившись, в самом центре тонкого серебряного круга, гудевшего на октаву ниже, чем нож у моего бедра. Ванн смастерил новый кожаный чехол, подошедший древнему оружию как родной.

Печати прогибались под порывами ветра, защитные поля постанывали и потрескивали. Я представила себе, как пробирается в мое тело смертоносная радиация, и опять поежилась.

От самолета тянулись тени, удлинявшиеся в лучах заходящего солнца. Весь день мы провели, кружа над конструкциями из искореженного металла и развалившимися зданиями.

- Разреши нам хотя бы сопровождать тебя. Ради ее безопасности, - опять завел свое Ванн.

Джафримель покачал головой. Он проверил серебристый пистолет, дунул в ствол, и тот мгновенно исчез.

- Я сам обеспечу ей необходимую защиту, ну а если я не смогу, то и у вас вряд ли получится. Нет, Ванн. Все закончится здесь.

- Господин. - Маккинли был еще бледнее, чем обычно. - Скоро сумерки. Тиенс…

- Нет! - Джафримель дал понять, что разговор окончен.

Лукас перекинул патронташ через плечо и застегнул.

- Проклятое солнце, - проворчал он. - Проклятый Вегас. Сплошное дерьмо!

Тут я была согласна с ним всем сердцем. Радовало лишь то, что одежда у меня целая и не слишком грязная. Волосы спутались, и я попыталась расчесать их пятерней, морщась, когда натыкалась на колтуны. Сердце то взлетало, то падало, то припускало бешеным галопом. В голове раскалялась красная нить ярости. Линии защиты потрескивали, новые притоки энергии укрепляли тонкий наружный слой. Я была не в форме, чтобы сражаться. Тем более с самим дьяволом.