Зато был смысл немного отступить и перегруппироваться. И дать свободу действий артиллерии.

Солдаты и маги отступали, унося раненых, Александр и Алмаз Григорьевич прикрывали их, выигрывая время, а из провала периодически появлялись новые десятки инсектоидов.

До Лесовины врагам дойти так и не дали – они намертво застряли на подходах, выбрасывая из провала на убой все новые и новые отряды, несколько следующих дней захватывая окружающие хутора и деревни. Истощенные маги становились в бой по очереди, пытаясь урвать хотя бы несколько часов сна; северяне ожесточенно бились, совершая партизанские вылазки и ставя на насекомых ловушки.

Здесь, на Севере Рудлога, война приняла затяжной характер. Захватить столицу наскоком не удалось, и теперь все зависело от того, сколько у каждого из противников ресурсов и сумеет ли количество нападающих преодолеть качество защиты.

6 февраля, Блакория, Северные горы

– Итак, к королеве Рудлога пока не подобраться, – резюмировал Оливер Брин, привычно перебирая пальцами на груди десятки амулетов, подчиняющих стихийных духов. Его маленькая армия была здорово прорежена после нападения магов на убежище темных в санатории Вармбассер, но он постепенно изготавливал еще. Это позволяло отвлечься и от тягостного сидения под горами, и от постоянной жажды, когда хотелось залпом выпить ведро воды и умереть, и от нервного ожидания – когда же проходы, открывшиеся в Инляндии, Блакории и Рудлоге, станут достаточно мощными для пропуска обратно их бога.

О том, что они ошиблись и Жрец не придет, уничтожь хоть всех аристократов Туры во главе с королевскими семьями, думать не хотелось.

– Не подобраться, – подтвердил давний соратник Константин Львовский. – Я перепробовал массу подходов к сотрудникам лазарета – они все связаны магдоговором. Попробовал надавить на одного из старых должников-аристократов, чтобы он лег в Королевский лазарет. Тогда мы смогли бы его навестить – и ее величество заодно. Но ему позвонили из Зеленого крыла и настойчиво предложили лечение в другом лечебном учреждении. Всех больных, кроме королевы, перевели в соседние заведения. По словам одной из врачей, с которой я пытался наладить контакт, приказы отданы принцем-консортом. Он настоящий параноик в том, что касается защиты жены.

– И он прав, к нашему несчастью, – саркастически вступил в беседу Черныш. Встал с кресла, заложив руки за спину, прошелся туда-сюда по пещере, превращенной в гостиную. Обошел стол с фруктами и виноградом, окинул взглядом сидящих за ним изможденных людей. Все были измучены невозможностью пить, а работа по распутыванию проклятия стопорилась: слишком много мощи было в него влито. Приходилось постоянно заставлять себя двигаться, потому что территория, где они могли размяться, была ограничена.

– Вы не можете пробить щиты лазарета? – поинтересовался Брин.

– Это на территории дворца, – буркнул Черныш, – там их ставил известный барон фон Съедентент.

На лицах полутора десятков человек, сидящих в «гостиной», появилось понимание. Остальные, не засветившиеся во взрывах или перед секретными службами, оставались в столицах, работали на общее дело.

– Теоретически пробить могу, – продолжал старый магученый, пощипывая подбородок, – но практически мне нужно находиться рядом и потратить на взлом немалое количество времени. За которое меня обязательно засекут и постараются ликвидировать. Нужно ждать, пока королева придет в себя, и снова ловить на выезде. А пока нужно продолжать попытки убрать Бермонта или серенитку. У них нет наследников, в отличие от того же Хань Ши, у которого их пятнадцать штук помимо прямой линии. И, даже если после смерти сделают срочную коронацию, новый монарх будет слабее ушедшего, и какое-то время ему придется входить в силу. Можно надеяться, что этого времени хватит для усиления порталов.

Черныш потер виски – периодически к нему кто-то ломился, прессовал поиском, и это было не только болезненно, но и невыносимо, как писк сигнализации во время серьезного опыта. Но последние пару дней давить стали гораздо реже.

– В наших рядах волнения, – подал голос молодой Дуглас Макроут, тот самый, чьей кровью открывали первый переход в вулканической долине. Его зеленые глаза казались тусклыми из-за недостаточного освещения, тонкие аристократические черты – резкими. – И я понимаю тех, кто смотрит на Блакорию и Инляндию, на тварей, которые пришли на Туру и по нашей вине сейчас режут людей. Наши люди сомневаются, правы ли мы. И я от их лица задаю вопрос, – он запнулся под взглядами старших товарищей, но продолжил: – Можем ли мы позволить себе дальше убивать тех немногих, кто способен закрыть переходы? Пока это удалось только царице Иппоталии и королеве Василине. Полагаю, остальные монархи тоже каким-то образом способны это сделать. Но даже сильнейшие маги – нет. У меня на Севере Рудлога служит одногруппник, он своими глазами видел вчера, как Свидерский и Старов пытались вместе закрыть переход. И у них не вышло. А из нас всех только вы, Данзан Оюнович, способны с ними сравниться.

– Старый дуралей вылез-таки из своей обсерватории? – хмыкнул Черныш. – Я думал, он умнее. У него такая важная работа… – Он посмотрел на присутствующих, поджал губы. Все равно не поймут. Но теперь ясно, почему давление на него ослабло.

– С инсектоидами можно справиться, – напомнил Брин, снова теребя амулеты. – С концом света без возвращения Жреца – нет.

– Пока что идет война, а Жреца не наблюдается, – горячо возразил Макроут. – Причем идет в нескольких сотнях километров от нас!

Черныш еще раз потер виски. Он знал этот тип юных идеалистов. Макроуту двадцать один год. Несколько лет столкновения с реальной жизнью – и им на смену приходят самые отъявленные циники. Хотя не всегда: вон Алмаз до старости остался правильным.

– У половины из нас родня в Блакории, – продолжал Дуглас, и часть из присутствующих закивали, – у вас самого, Данзан Оюнович, институт и сотрудники в Дармоншире. А в Инляндии ситуация самая тяжелая!

– Я рассчитываю, что у директора института хватит ума эвакуироваться, – недовольно ответил Черныш. – Я понимаю ваше беспокойство, Дуглас, поверьте, но вы же сами осознаете, что мы в патовой ситуации. Мы не можем позволить, чтобы проходы закрывались.

– Мы на финишной прямой, – поддержал Черныша Брин. – Столько лет к этому шли! Ты же чувствуешь, Дуглас! Усиление темной стихии с каждым днем – пусть слабое, но эхо нашего бога! Даже я чувствую, хотя очень слаб.

– Вы считаете, что я по силе крови смогу принять корону Гёттенхольдов по возвращении нашего божественного покровителя, – Макроут поворачивался то к одному из соратников, то к другому, искательно заглядывал им в глаза. – Но как вы думаете… даже если Ворон вернется… одобрит ли он то, что мы действовали в одном и бездействовали в другом? И какой из меня король, если сейчас людей своей будущей страны я оставляю без помощи?

Черныш покачал головой и взял со стола яблоко. Молодой пылкий дурак. Как будто ему кто-то позволит править без чуткого руководства.

– Есть понятие приоритета, господин Макроут. Мы не можем распыляться. Сотни людей по всему континенту работают на достижение нашей цели. Посмотрите на это с другой стороны: чем скорее мы уберем кого-то из монархов, тем быстрее вернется бог, нормализуется стихийный фон Туры и проходы закроются сами собой. Считайте, мы действуем именно ради завершения войны. А также завершения массовых поднятий нежити и истончения магии.