И сквозь морок чужой памяти почувствовала на своих плечах крепкие руки, в касании которых была опора, забота, желание защитить, даже что-то, что много лет назад Нелли назвала бы нежностью.

Вспышка и удар настигли её внезапно. Прямой Ясенев! По зиме! И чёткий отпечаток знакомого заклятья против брони. Учитель…

– Всё-всё-всё! – прошептал капитан, отнимая руку от её губ, хотя перехваченное страхом горло едва ли способно было издать хоть какой-то звук. – Вот так бывает, Нелли Геворговна, когда хотите и секрет сохранить, и помочь, а выходит всем худо. Ведь едва не вышло. Страная вы женщина, Нелли, и удивительная…

Ишимова, сотрясаясь всем телом, отстранилась от пациента, не смея поднять глаза от стыда и отчаяния.

– Как у вас получилось меня спасти? Ведь я забрала всю силу.

– Не я – вы сами себя спасли. Как почувствовали, что трансформация начинается – набросили сеть, только вербализация у вас никак не получалась. Вот я и произнёс. А потом просто звал вас, чтобы вернулись. Удивительная женщина.

И дальше капитан сделал то, чего Нелли не ожидала, никак не ждала, иначе успела бы отодвинуться, отбежать, хотя бы отвернуться.

Волков обнял её, выдохнув со сдавленным стоном, и прижался губами к губам.

«У вас же руки больные», – хотела сказать Нелли. Но не сказала ничего. Только подумала: «Господи, как спокойно».

* * *

В председателевом доме тотчас захлопотали вокруг сникшей Лены, оттеснив к двери мрачного техника Ряполова. Хватились Нины, и Солунь впервые в жизни не нашлась, что ответить. Как могла она словами передать, отчего уехала Нина и отчего отъезд этот так ранил её саму? Словно бы это последнее, мизерное, простенькое предательство стало той каплей, что разбила надежду на то, что когда-нибудь жизнь будет добра к «серафимам».

«Мы же ничего плохого не сделали, – подумала Лена, отворачиваясь к стене, чтобы подруги не сумели прочитать по её глазам, как больно и горько сейчас у неё на сердце. – Неужели заслужили только это? Что те, кто ещё надеется на нормальную, обычную жизнь, бегут от нас, как от чумного барака…»

От необходимости отвечать Лену избавил Иван Степанович.

– Убежала ваша Громова. Профессора испугалась. – Он бросил тяжёлый взгляд в сторону Решетникова, словно пытаясь определить для себя, не угрожает ли столичный учёный и Елене Васильевне, а может, и всему Карманову.

Старик выдержал этот взгляд и, в свою очередь, пристальнее пригляделся к простецкой физиономии техника.

– А вы, любезнейший, никогда на магические способности не проверялись? – деловито проговорил он. – Нет-нет, – добавил он тотчас, заметив ужас в глазах кармановского заводилы, – мага из вас не выйдет. Будь в вас хоть капля магической силы, мои коллеги это сразу заметили бы. Но есть ведь способности… – Решетников задумался, видно, выбирал слова попроще, чтобы не отпугнуть сельского механизатора терминами. – Коротко говоря, у вас могут быть… противомагические способности. Есть люди, которые магами не являются, но могут оттягивать излишки магии в случае, если она выходит из повиновения. У меня есть несколько сотрудников, которые обладают таким даром. В некоторых случаях специалисты ценнейшие, незаменимые. И судя по тому, что я вижу, наша Елена Васильевна в какой-то момент, не станем допытываться отчего, едва не потеряла контроль над своей силой, но кто-то вовремя её «погасил». Подозреваю, что это вы. И если вы согласитесь пройти…

– Вы извините, – оборвал его Ряполов, – но я пойду. У вас, магов, верно, свои дела. Елена Васильевна, – обратился он к Лене. Голос техника потеплел, и тугой горький узел обиды в душе Солунь словно бы ослаб, так что вдохни пару раз глубоко – и распустится сам. – Можно я зайду вас проведать?

Лена кивнула, и техник вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

– Напугал я, кажется, вашего кавалера, – невесело рассмеялся профессор. – А ведь он и вправду, может статься… Хотя оставим, друзья мои, оставим. Значит, убежала наша Нина на московском поезде, – проговорил он то, во что никак не хотелось верить всем оставшимся. Александр Евгеньевич не спрашивал – он просто с будничным спокойствием констатировал изменения условий эксперимента. – Следовательно, если я соглашусь на ваше предложение, Серафима Сергеевна, у меня останутся только товарищи Матюшин и Солунь. Маловато, как ни крути, для Ясенева. Хотя, если Машенька согласится…

Председатель ледяным голосом заверил, что сам сделает все необходимое, но Машу и близко не подпустит больше к болоту и Сашиной могиле. И «серафимы», и сама Маша, и профессор нехотя согласились, что не дело в таком положении под сильные заклинания подставляться. Неизвестно, как отреагирует даже на удалённую поддержку Ясеневского боевого заклятья старая магическая травма от формулы.

– Маловато всё-таки, – проворчал Решетников, без особой надобности то и дело принимаясь протирать кристально чистые стёклышки очков. – У вас, товарищ Матюшин, около пятнадцати по Риману сейчас, не так ли? Леночка Васильевна в экстремальной ситуации потянет на восемнадцать, а то и девятнадцать. Адреналин, знаете ли… Можно бы, конечно, вызвать подкрепление, но Виктор многим пожертвовал, чтобы отвлечь внимание от Карманова. Сами понимаете, стоит министерству узнать о том, что «героическая седьмая»…

Он не договорил. Снова стащил с носа очки и принялся с чрезмерным тщанием протирать стёкла.

– Ну, уж если вы на болото меня не пускаете, могу я хотя бы щиты рассчитать? – нарушила тишину Маша. – У нас от прежнего председателя на складе неплохой запас магоснарядов остался. Мы можем запитать от них щиты. Ненадолго, увы, да и шумновато будет, но около получаса подержится. Это даст вам время хорошо навести и сконцентрировать силы. Да и демона отвлечёт, если…

О том, что демоном этим, в случае неудачи, будет Сима, все старались не думать. Но всё-таки голос Маши дрогнул. Решетников обрадовался, похвалил её за находчивость, то и дело поминая Виктора и его дальновидность, позволившую разглядеть в студентке Угаровой такой талант к теоретической магии. Воспоминание об Учителе отозвалось болью, но Серафима не стала на этот раз сдерживаться и гасить эту боль приятными воспоминаниями, усилием воли. Она позволила мучительной тоске и горю захватить её, пустить ростки, заставляя сердце биться неровно и тяжело, с каждым ударом разгоняя по артериям желание хоть на мгновение вновь оказаться рядом с любимым.

На эту точку, на эту неизбывную горечь она и станет ловить Сашку. Серафима старалась не думать, кого этим предаёт, сосредоточилась на том, что именно так – правильно. А «правильно» и «справедливо» совпадают далеко не всегда.

Решетников и Маша углубились в расчёты, Игорь отправился на склад – удостовериться, что запасов его предшественника хватает на Машин замысел. Лена попыталась подняться, но Серафима уговорила её отдохнуть и сама встала к плите. Было так приятно и спокойно слушать, как шипит масло на сковородке, шепчет газ в конфорке, в шесть длинных синих языков облизывая дно чайника, как хрустко скрипит под ножом свежий огурец, со стуком падает в миску с синими маками на боку, струятся в открытое окно шорохи из мокрого палисадника. В звуках погружённого в дождливую задумчивость вечера не было никакой магии – и в этом было волшебство, которого так не хватало Симе. Она остро завидовала технику Ряполову – он мог позволить себе быть простым, обычным, рядовым хорошим человеком. Для магов мир неизменно оказывался сложнее и до обидного несправедливее.