Забегая вперед, скажем, что решение о направлении на южный фланг советско-германского фронта непрофессионального военного, каким был Мехлис, оказалось провальным. Оно отразило явную недооценку Верховным главнокомандующим остроты той обстановки, которая сложилась в регионе: куда целесообразнее было бы назначение сюда кого-то из способных военачальников новой формации. Урока из провала маршала Кулика здесь же, в Крыму, осенью 1941 года не извлекли.

Мехлис прибыл на Крымский (до 28 января 1942 года — Кавказский) фронт 20 января. Накануне в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции (25 декабря 1941–2 января 1942 года) наши войска захватили на Керченском полуострове важный оперативный плацдарм. Ставка В ГК дала командующему войсками фронта генерал-лейтенанту Д. Т. Козлову указание всемерно ускорить сосредоточение войск, разрешив дополнительно к 44-й и 51-й армиям перебросить на Керченский полуостров 47-ю армию, и не позднее 12 января перейти в общее наступление. Удар с плацдарма наши войска должны были наносить в направлении населенных пунктов Джанкой, Чонгар, Перекоп, знакомых Льву Захаровичу еще по Гражданской войне, а Приморской армии предписывалось наступать на Симферополь. Черноморский флот должен был поддерживать наступающие по суше войска огнем корабельной артиллерии и высадкой десантов.

К сожалению, советское командование недооценило силу и возможности врага. Осуществить подготовку наступления в установленный срок не удалось. Противник же, располагая, как видно, данными о планах командования Кавказским фронтом, 15 января нанес упреждающий удар. Прорвав слабо организованную оборону, он 18 января захватил Феодосию. Под угрозой потери оказался захваченный советскими войсками плацдарм, с которого по плану Ставки должно было начаться освобождение всего Крымского полуострова.

Основную причину срыва наступления наших войск бывший командующий 44-й армией генерал-майор А. Н. Первушин видел в отсутствии продуманного, четкого материально-технического и боевого обеспечения высаженных в Крыму войск. Не хватало транспортных судов для переброски с «большой земли» живой силы, артиллерии, специальных частей. С обеспечением войск боеприпасами и горючим, как вспоминал военачальник, «дело обстояло просто катастрофически». Наступившая оттепель привела в полную негодность полевые аэродромы. Отсутствовали нормальная связь, средства противовоздушной обороны.[139]

В результате после овладения немцами Феодосии генерал Козлов вынужден был принять решение на отвод войск на Ак-Монайские позиции — оборонительный рубеж примерно в 80 км западнее Керчи.

В этих условиях для укрепления руководства фронтом Ставка ВГК направила сюда Мехлиса. Пожалуй, впервые он получил такую степень самостоятельности в принятии решений и влияния на события в масштабе целого фронта и, как оказалось впоследствии, на столь длительный, почти полугодовой срок. Зададимся вопросом: что, по мнению Ставки, должен был делать здесь армейский комиссар 1-го ранга? Каких-то дополнительных сил и средств ему для фронта не дали, уточнений к плану действий войск он не привез. Да и когда было этим заниматься: командировали-то его явно в пожарном порядке, отводя ему привычную роль толкача, погонялы. Вместе с ним прибыли заместитель начальника оперативного управления Генерального штаба — начальник Южного направления генерал-майор П. П. Вечный и военный комиссар артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления дивизионный комиссар П. А. Дегтярев.

Чтобы составить представление о положении дел на фронте, самонадеянному Мехлису «хватило» двух дней. 22 января он докладывал Сталину:

Основные положения этой телеграммы были подробно раскрыты в приказе войскам фронта № 12 от 23 января 1942 года, анализировавшем итоги неудачных для Кавказского фронта боев 15–18 января и в копии отправленном Верховному. Приказ, подписанный командующим войсками фронта генерал-лейтенантом Козловым, членом Военного совета дивизионным комиссаром Ф. А. Шаманиным, а также представителем Ставки, констатировал, что были допущены «крупнейшие недочеты в организации боя и в управлении войсками». После успешного завершения десантной операции в районе Феодосии и выхода частей 44-й и 51-й армий на р. Чурук-Су войска не закрепились на достигнутом рубеже, не организовали соответствующей системы огня, бдительного боевого охранения, непрерывной разведки и наблюдения. Командиры дивизий не использовали всей мощи огня артиллерии, мелкими группами бросали танки на неподавленную противотанковую оборону. Плохо было организовано управление войсками от штаба армии и ниже. Штаб фронта не знал истинного положения в районе Феодосии. Основной рубеж обороны Керченского полуострова — Акмонайские позиции — был подготовлен неудовлетворительно.

В приказе назывались имена старших и высших командиров, допустивших потерю управления войсками и «позорное бегство в тыл», арестованных и преданных суду военного трибунала по указанию Мехлиса. Это — командир 9-го стрелкового корпуса, временно исполнявший обязанности командующего 44-й армией, генерал-майор И. Ф. Дашичев (освобожденный из-под ареста, затем, повторно арестованный в июле 1942 года, находился в заключении до июля 1953 года — Ю. Р.), командир 236-й стрелковой дивизии комбриг В. К. Мороз (в приказе названо прежнее воинское звание. За пять дней до этого Мороз стал генерал-майором. 18 февраля 1942 года был приговорен к расстрелу и 22 февраля казнен. — Ю. Р.), военный комиссар той же дивизии батальонный комиссар А. И. Кондрашов, командир 63-й горнострелковой дивизии подполковник П. Я. Циндзеневский (в приказе его фамилия названа неверно. Позднее он был освобожден из-под ареста и принимал участие в боях в качестве командира 77-й горнострелковой дивизии. — Ю. Р.), начальник политотдела 404-й стрелковой дивизии Н. П. Колобаев и некоторые другие. При этом констатировалось, что в отношении трусов и дезертиров репрессивные меры на поле боя, как того требовал приказ Ставки ВГК № 270, не применялись, а в войсковом и армейском тылу отсутствовал должный порядок.

Приказ предписывал: