лидеры по-прежнему пытались разобраться с отчаянием и разочарованием масс, договариваясь с отдельными социальными группами. Руководители Конгресса и Мусульманской лиги вели с матросами переговоры о сдаче, обещая им свою защиту. Рядовые матросы поверили им. Свободная Индия добилась того, чтобы ни один из «мятежников» не был принят обратно на флот. Пакистан на удивление проявил гораздо больше великодушия и принял их назад после получения независимости{151}.

16 мая 1946 г. организованная правительством Эттли Миссия в Индию опубликовала свой проект объединенной независимой Индии с широкой региональной автономией, целью которого было воспрепятствовать образованию отдельного мусульманского государства Пакистан. Руководство Конгресса сперва согласилось с проектом, но очень скоро стало дистанцироваться от него под предлогом того, что Мусульманская лига получит слишком большое представительство. 10 июля Неру категорически отверг предлагаемый план. Мусульманская лига призвала к проведению «дня прямого действия» через четыре недели, чтобы агитировать в пользу создания Пакистана.

В своей книге «Голодная Бенгалия» (Hungry Bengal) Джанам Мукерджи настаивает на том, что голод создал базовые предпосылки для ужасающего всплеска межобщинного и межэтнического насилия в Калькутте в августе 1946 г. Хартал, или всеобщая забастовка, провозглашенная Мусульманской лигой 16 августа, разделила город по линиям разлома, которые углубились еще раньше из-за дегуманизирующих последствий голода. Группы мусульман по пути на главный митинг в Майдане (центральном парке Калькутты) нападали на магазины, которые отказались закрываться, а вооруженные индусы пытались заблокировать им путь. Все это вылилось в «пять дней практически ничем не сдерживаемых убийств, ограблений, поджогов, избиений, пыток и беспорядков», после которых значительная часть города лежала в руинах. Было убито по меньшей мере 5 тысяч человек, хотя реальное число жертв почти наверняка было еще выше. Согласно данным на 28 августа, 189 015 человек, спасавшихся от насилия, нашли убежище в лагерях помощи, но, как подчеркивает Мукерджи, общее число перемещенных лиц было гораздо больше: многие вообще бежали из города – 110 тысяч на поездах и неустановленное количество пешком, а тысячи других укрылись у друзей и родственников. По оценкам Мукерджи, вследствие вспышки насилия со своих мест было согнано около 10 процентов населения города. Новый губернатор Бенгалии сэр Фредерик Берроуз мог, по крайней мере, утешаться тем, что беспорядки носили «межобщинный и никоим образом – повторяю, никоим образом – не антибританский характер»{152}. Действительно, куда уж лучше?

Бенгальский социальный реформатор Рам Мохан Рой за много десятилетий до этого сказал: «Как бенгалец думает сегодня, завтра думает вся Индия». Он имел в виду богатую культуру и радикализм политической мысли бенгальского народа. Беспорядки 1946 г. стали прообразом раздела субконтинента. Они совпали с новой волной голода, и общество, уже и так ожесточенное годами лишений, в конце концов начало распадаться. Хартал Мусульманской лиги был лишь поводом, а причина заключалась в «очень специфическом и узнаваемом напряжении» в городе. Это было «сражением на местном уровне за контроль над городскими кварталами, аллеями и районами»{153}.

Введение Уэйвеллом нормированной выдачи продовольствия в 1944 г. означало, что вопрос о «принадлежности» или «непринадлежности» к городу становился вопросом жизни и смерти: тех, кто не относился к городу, выдворяли в сельскую местность, где продовольственных пайков не было. В августе 1946 г., как выражается Мукерджи, «это решение перешло в неофициальные руки». Спорадические вспышки насилия продолжались и после того, как в город были введены 45 тысяч солдат. Официально беспорядки закончились, при этом людей по-прежнему выгоняли из домов, а иногда и убивали.

Из описания Мукерджи становится абсолютно ясно, что ради защиты Раджа от японской угрозы, которая так и не реализовалась, британское государство пожертвовало жизнями около 5 миллионов человек. Военный кабинет продолжал придерживаться позиции отстраненного безразличия. В случае Черчилля безразличие имело четкую расовую подоплеку. Голод в Бенгалии не был вызван естественными причинами, а явился «прямым следствием идеологии колониализма и военного времени и сделанных на их основе расчетов, свидетельствующих о том, что бенгальскую бедноту сознательно обрекли на уничтожение посредством лишения ее средств к существованию», – «тяжкое преступление, совершенное средь бела дня», которое до сих пор не признано таковым.

Англичане совершили это преступление отнюдь не в одиночку, как мы уже видели. Индийские элиты и политические лидеры, которых по большей части совершенно не трогали страдания сельского населения, выступили их пособниками и выгодоприобретателями. Здесь Мукерджи заостряет внимание на характерном молчании индийской историографии. Сегодня эти классы по-прежнему правят как Индией, так и Пакистаном. Мукерджи описывает свою поездку в сельскую местность Бенгалии, где он собирал материал для исследования: «Казалось, здесь везде еще присутствует голод – таится в тени, отзывается стоном в грязных углах, грызет спины дворникам средних лет и молча подтачивает коллективное сознание общества в целом»{154}. Его более общее наблюдение звучит так:

Глубокие и всепроникающие связи между войной, голодом и массовыми волнениями перепутаны и сложны, но при этом очевидны. Более того, они вовсе не уникальны. Где бы ни происходила гражданская война, межэтнические конфликты, межобщинные столкновения или горизонтальное насилие любого другого типа – в особенности на глобальном Юге, – всегда ищите голод, который этому предшествовал, и в большинстве случаев вы очень легко его обнаружите.

~

Во время своей первой поездки в Индию в 1898 г. Черчилль читал очерки Маколея и очень ими восхищался, пока не наткнулся на острую критику историка в адрес основателя династии Черчиллей. После этого Маколей перешел в категорию «негодяев». Черчилль не оставил в письменной форме своего мнения об очерке Маколея, мишенью которого стал Уоррен Гастингс – второй генерал-губернатор Индии[159], назначенный Ост-Индской компанией. Будучи на службе в Индии, Черчилль должен был прочитать его. Обратил ли он внимание на последний параграф и вспоминал ли его в последующие годы? Скорее всего, нет. А следовало бы. Маколей заканчивает свой очерк так: «Те, кто посмотрит на его характер свободным от пристрастия или недоброжелательности взглядом, скажут, что в двух важных составляющих общественного достоинства – в том, что касается прав других людей и сопереживания чужим страданиям, – он был ущербным. Его принципы не были по-настоящему строгими».

Очерк Маколея был реакцией на беспощадное обвинительное выступление Эдмунда Бёрка в палате лордов в 1788 г., в котором Гастингсу от имени палаты общин были вменены в вину «тяжкие преступления и проступки». То, что Гастингс был негодяем, не подлежит сомнению. Он жаждал денег, и в те ранние годы британского господства в Бенгалии и соседних регионах он грабил как хотел. То, что он обкрадывал богатых, чтобы самому стать еще богаче, шокировало почтенное общество.

Нижеследующий отрывок из речи Бёрка показывает, каким было бы его мнение о Черчилле, обладавшем полнотой власти в период голода, который стоил 5 миллионов человеческих жизней{155}.

Милорды, сейчас я не собираюсь заходить далеко, а просто напомню вашим светлостям о следующем: все правление мистера Гастингса было одной сплошной системой угнетения, грабежа отдельных лиц, ограбления публики в целом, а также намеренным искажением всей системы английского правления – для того, чтобы наделить худших из туземцев всей властью, которая только может быть у любого правительства; чтобы ни в коем случае не достигнуть тех целей, к которым любое правительство, в общем, должно стремиться. Во имя палаты общин Англии в завершение своего обращения к вам я обвиняю во всех этих злодействах Уоррена Гастингса.

Милорды, что нам здесь нужно ради свершения акта государственного правосудия? Нам нужны потерпевшие, милорды? У вас есть потерпевшие в лице угнетенных принцев, погубленных женщин самого высокого ранга, разоренных провинций и опустошенных королевств.

Вам нужен обвиняемый, милорды? Когда еще столько беззаконий вменялось в вину одному человеку? Нет, милорды, вам не придется карать еще одного, подобного ему, преступника из Индии. Уоррен Гастингс не оставил в Индии таких средств, которые позволили бы прокормить еще одного подобного преступника.

Милорды, вам нужен обвинитель? Перед вами в качестве обвинителя вся палата общин Англии, и я полагаю, милорды, что солнце в своем благотворном вращении вокруг земли не созерцает более величественного зрелища, чем люди, отделенные от далекого народа материальными ограничениями