это оскорбление как знак отличия. Терпеть оскорбления от врага было частью борьбы. Обижаться можно было бы только на то, что, поскольку Ганди на самом деле выступал за мирную, организованную и постепенную передачу власти, упреки были несправедливыми. Для кого-то Ганди был божеством, и грубые слова причиняли им боль. В любом случае оскорбления в его адрес были шуткой в сравнении с массовыми смертями, вызванными голодом, который охватил Бенгалию в 1943 г., когда критически важные поставки продовольствия перенаправлялись на военные нужды, повсеместно людям не хватало пищи и от недоедания умерли миллионы.

Ответить на вопрос о роли Черчилля можно, сравнив долю Индии в мировом ВВП с долей Европы в нем. В 1700 г. доля Индии составляла 22,6 процента, тогда как на Европу приходилось 23,3 процента. В 1820 г., через семьдесят семь лет после того, как Британская Ост-Индская компания прибрала к рукам Бенгалию, но до того, как она стремительно распространила свою власть на весь субконтинент, доля Индии в ВВП упала до 15,7 процента, а европейская поднялась до 26,6 процента. В 1890 г., через три десятилетия после разгрома длившегося больше года Великого восстания[157], индийская доля рухнула до 11 процентов, а европейская составила 40,3 процента. Через пять лет после получения независимости и семь лет после окончания войны Индия имела 3,8 процента, а Европа – 29,7 процента. До британской колонизации, как подчеркивали многие современные историки, индийские крестьяне и сельскохозяйственные рабочие не были «полуголыми попрошайками», в которых некоторые из них превратились позднее, в период правления англичан. Цифры за XVIII в. показывают, что самые бедные сельскохозяйственные труженики в Мадрасе (ныне Ченнаи) зарабатывали в реальном выражении больше, чем аналогичные работники на английских фермах[158]. К 1990 г. доход среднего британского домовладения был в двадцать один раз выше, чем соответствующий доход в Индии. Причина? Промышленно-капиталистический империализм. Вина за взваленное на плечи Индии бремя лежит на Великобритании.

Сейчас стало общей практикой возлагать ответственность за периоды голода на отдельных личностей и принятые ими решения. Либеральные антикоммунистические историки обвиняют лично Мао в катастрофическом голоде, последовавшем за Большим скачком, а Сталина – в последствиях принудительной, плохо продуманной коллективизации на Украине. Следуя этой логике, в список лиц, ответственных за миллионы смертей в Бенгалии, необходимо добавить имя Черчилля. Меньше чем за три года 60-миллионное население сократилось на 5 миллионов.

В черствости Черчилля нет сомнений: мальтузианские замечания, такие как «индийцы плодятся как кролики» (похожие заявления часто звучат и в адрес ирландских католиков), были преступно небрежны. Не менее преступным был и тот факт, что уже после того, как стало известно о происходившем в Бенгалии, в провинции не было объявлено чрезвычайное положение, не были срочно отменены меры, лишавшие людей пищи, а из других районов страны не были направлены запасы риса и муки. Это преступление. Ответственность за это преступление, безусловно, лежит на Черчилле, но не только на нем, а также и на всей коалиции военного времени, включая Эттли и Бевина. Они ни разу не выступили с протестом и не предложили никаких контрмер для разрешения кризиса. Черчилль полагал, что лживые индийцы завышают количество жертв, притом что на самом деле англичане шли на любые ухищрения, лишь бы не дать информации распространиться по всей Индии или дойти до Великобритании.

В своей истории войны Черчилль ни разу не упоминает прямо об этих ужасах. Возможно, подсознательное чувство вины заставило его сделать такое обтекаемое и неверное утверждение: «Ни одна крупная часть населения планеты не была так надежно ограждена от ужасов и опасностей мировой войны, как народы Индостана… Их удалось пронести через период борьбы на плечах нашего маленького острова».

Вице-король Индии Уэйвелл проявил чуть больше чуткости, обратив внимание британского правительства на то, что этот голод «был одной из величайших катастроф, которые когда-либо обрушивались на какой-либо народ под властью Великобритании». Его беспокоило, что это может нанести огромный ущерб британской репутации. Тут он ошибался. Официальные и прикормленные историки позаботились о том, чтобы этот эпизод был полностью или по большей части замазан белой краской.

Как иначе объяснить полное отсутствие упоминаний о голоде на страницах «Оксфордской истории двадцатого века» (Oxford History of The Twentieth Century)? Голоду посвящено всего несколько строк (крайне немного) в 600-страничном опусе Макса Хейстингса «Лучшие годы» (Finest Years), посвященном военному периоду в биографии Черчилля. Борис Джонсон счел за лучшее вообще не касаться этой темы в своей биографии Черчилля, несмотря на то что его теща – уроженка Индии. Ни один историк, пишущий об Эттли, заместителе премьер-министра в военном кабинете, не упоминает о голоде или о том, что министры обсуждали этот вопрос. Поскольку речь идет о рукотворной катастрофе, нежелание столь многих историков касаться этой темы граничит с гротеском. Если бы Гитлер захватил Европу и заключил сделку с Соединенными Штатами, несомненно, все точно так же молчали бы и о геноциде евреев, и не только в Европе.

Три важные книги, пробившие стену молчания, – это новаторское исследование Майка Дэвиса «Поздневикторианский холокост: голод, связанный с феноменом Эль-Ниньо, и создание третьего мира» (Late Victorian Holocausts: El Niño Famines and the Making of the Third World), а также работы двух бенгальских историков, проживающих в Северной Америке, – Джанама Мукерджи и Мадхусри Мукерджи. Существует также огромное количество статей, так что мы сейчас имеем практически полную картину. Что же именно произошло?

В то время Бенгалия была провинцией с населением в 60 миллионов человек, среди которых было примерно поровну индусов и мусульман, и 90 процентов людей проживало в 90 тысячах деревень. Водные пути протяженностью 20 тысяч миль пересекали густые леса, и до большей части деревень можно было добраться только на лодках. Голод то и дело наведывался в эти деревни даже в обычные времена. Зависимость от домашнего скота (как в Ирландии) была низкой, и население выживало за счет риса и рыбы. Слово представителя британской администрации было законом.

Эта провинция всегда была уязвима для циклонов, и ее восточная часть, ныне Бангладеш, остается в этом плане под постоянной угрозой. Какое-то количество циклонов затронуло побережье в 1942 г., но регион вокруг дельты Ганга оказался затоплен в результате цунами, случившегося в ноябре того же года. Небольшая высота над уровнем моря в Бенгалии означала, что волны цунами проникали далеко вглубь материка, уничтожая на своем пути фермы и рисовые поля. Соленая вода отравляла созревшие урожаи. Волна также принесла грибковое заболевание, известное как «рисовая порча», которое поразило засеянные рисом поля. Это на треть снизило урожай риса в прибрежной и соседних с ней областях. Последствия этой катастрофы усугублялись тем, что до того здесь случилась засуха. В довершение всего река Дамодар вышла из берегов, затопила бенгальский округ Бурдван, опустошила деревни, смыла еще больше рисовых полей и вызвала вспышку холеры.

Нехватка продовольствия вызвала рост цен и потребительскую панику: люди пытались запастись продуктами впрок. Недоедание стало обычным делом. Но главными убийцами на этой ранней стадии были эпидемии, и малярия унесла еще больше жизней, чем холера. В Великобритании не было бесплатной общенациональной службы здравоохранения, поэтому было бы наивно ожидать, что та же правящая элита создаст подобную систему в Индии. Имевшиеся больницы были довольно приличного качества, но они находились только в крупных городах, а пользоваться ими могли главным образом белые или же состоятельные местные.

После молниеносного захвата японцами весной 1942 г. Бирмы, находившейся под британским управлением, беспокойная мегаколония оказалась на переднем крае межимпериалистической войны, которая велась в рамках Второй мировой войны. Увы, но именно беднейшие бенгальцы теперь оказались перед перспективой медленного уничтожения. Если бы японцы заняли Калькутту, как на то надеялись многие националисты (не только сторонники Боса), их ликование было бы недолгим. Голод не встретил бы никаких препятствий на своем пути.

Несмотря на все стихийные бедствия, урожай 1943 г. был всего на 5 процентов ниже среднего показателя за прошлые годы. Миллионы погибли не из-за нехватки пищи. Это случилось просто потому, что пища перестала быть доступной по приказу высших эшелонов имперской бюрократии в Дели, которые выполняли распоряжения, поступавшие из Лондона. Приоритет был отдан снабжению армии и тех, кто был занят в сфере военного производства. Еще одним