— Некоторым просто хочется устроить неприятности.

— Милая Дэйзи, принц и я решили, что вам нужен длительный отдых в Кобурге. Там ваша сестра. Вы так любите ее детей. Вы поедете… и действительно хорошо отдохнете.

Она смотрела на меня, как бы не веря своим глазам. Я не отвела взгляда. Она хорошо меня знала. Она поняла, что я предупреждала ее об увольнении и что последняя сцена в детской была заключительной. Она не могла поверить, что связи между нами оказались слабее тех, что существовали между мной и моим мужем.

Я не могла сказать ей то, что хотела. Дорогая Лецен, я никогда не забуду, кем мы были друг для друга. Я люблю вас. Я так благодарна за всю любовь и заботу, которой вы окружаете меня столько лет. Я навсегда сохраню счастливые воспоминания о нашей жизни вместе. Но теперь я замужем… и мой муж и дети занимают первое место в моем сердце.

Я не могла сказать это, но она знала, о чем я думала. Она знала, как я несчастна от того, что мы должны расстаться; но она также понимала, что у меня началась новая жизнь. Я должна примириться с ее уходом, как я примирилась с уходом моего дорогого лорда Мельбурна. С тех пор как Альберт вошел в мою жизнь, они перестали играть в ней главную роль.

Бедная Лецен! Она выглядела такой печальной. Я не могла этого вынести. Я обняла ее и тихо заплакала. Она прижимала меня к себе и тоже плакала, но наши слезы были слезами смирения.

Лецен не могла уехать немедленно. После того как она пробыла у нас так долго, требовалось много приготовлений.

К нашей великой радости, Викки начала поправляться. Альберт часто посещал ее. Мне казалось, у него было особенное чувство к ней. Теперь я это точно знаю, потому что это подтверждалось на протяжении многих лет. Она была прелестным созданием и уже обнаруживала живой интеллект, восхищавший Альберта. Мальчик был еще мал, но нам казалось, что он менее развит, чем была Викки в его возрасте. Однако главным в это время было их здоровье.

Несмотря на то, что времени с момента решения вопроса, связанного с Лецен, прошло совсем немного, мы стали значительно ближе друг к другу. Я начала осознавать свои недостатки, увидев их как бы глазами Альберта. Как-то он мне сказал:

— Мы должны одолеть твой нрав, и я обещаю тебе, что мы это сделаем.

— Это трудная задача, — признала я.

— Это дракон, которого предстоит победить, — сказал Альберт. И при этом он походил на святого Георга, готовящегося к схватке. — Мы должны победить его, прежде чем он победит нас.

Как он был прав! Как он всегда был прав! Даже в случае с Лецен. Я ее очень любила и всегда буду любить. Иногда я могла быть высокомерна. Может быть, потому, что мне слишком рано внушили мысль, что я будущая королева. Я была раздражительна, импульсивна, склонна сначала действовать, а потом думать, но, во всяком случае, я была способна любить, а когда я любила, я была верна своей любви. Но, несмотря на мою любовь к Лецен, я знала, что она была эгоистична, ревнива и ее главной целью было занять первое место в моем сердце и не уступать его никому. И она ненавидела всех, кто пытался стать между нами. Она была неспособна что-нибудь организовать. Дела при дворе были в беспорядке благодаря недосмотру. Мальчик Джонс показал, насколько ненадежна охрана. Альберт увидел все это раньше других и оказался прав.

Пришло письмо от его брата Эрнста, извещавшее о его предстоящем бракосочетании. Его невестой была принцесса Александрина Баденская. Я сомневалась в разумности этого брака, зная его репутацию и ужасные последствия его недостойного поведения в виде дурной болезни. Но он писал, что совершенно поправился, и Альберт, обладавший чувством глубокой семейной привязанности, были восторге, считая, что супружество спасет его брата.

Нас приглашали в Саксен-Кобург на свадьбу. Я не могла поехать, положение в стране требовало моего присутствия. Уже не было и речи об утаивании фактов. Сэр Роберт Пиль отличался от лорда Мельбурна тем, что не считал, что все «следует оставить как оно есть». Он настаивал, что я должна знать все, что происходит, как бы оно ни было неприятно.

Хотя я и не могла поехать, но ничто не препятствовало поездке Альберта. Мне не хотелось расставаться с ним, но, поскольку его брат женился, он, естественно, желал присутствовать на свадьбе, тем более что он считал этот союз спасительным для Эрнста.

Альберт разрывался между двумя желаниями — увидеть свой любимый дом и остаться со мной. Он выбрал последнее, к моему величайшему удовлетворению. Правда, в какой-то момент мне показалось, что он предпочел остаться лишь потому, что Лецен, хотя и собиралась уезжать, была все еще во дворце. Его беспокоило, что в его отсутствие она могла добиться от меня пересмотра своего решения.

Тем не менее я была довольна, что он поборол искушение увидеть свою родину и остался со мной.

Я написала дяде Леопольду, как мы были счастливы в браке, и получила очень милое письмо от принцессы Александрины, которая, судя по тому, что она писала, явно была кроткой, разумной и религиозной молодой особой.

— Это то, что нужно Эрнсту, — сказал Альберт.

Мне пришла мысль, что, раз Альберт не едет в Кобург на свадьбу, молодые должны приехать к нам. И я предложила Альберту пригласить их провести медовый месяц в Клермонте.

Альберт нашел мою идею превосходной и написал Эрнсту приветливое письмо с множеством добрых советов. Хотя Эрнст был старше, более серьезный и вдумчивый Альберт считал своим долгом опекать своего брата.

Эрнст и его молодая жена с удовольствием приняли приглашение приехать в Англию. Они прибыли в июле, и я нашла мою новую невестку очень милой, дружелюбной и разумной. Эрнст остался таким же, каким я его знала раньше, веселым и любезным, но, поскольку я знала теперь, что он был немного донжуан и совсем не похож на Альберта, он не пользовался моей симпатией и я не верила, что он мог так быстро превратиться из распутника в образцового супруга. Но Альберт верил и был на редкость снисходителен к нему.

Но перед их визитом нас посетил немецкий композитор Феликс Мендельсон[47]. Альберт и я были в восторге. Мне всегда нравилась его музыка, и я сразу же призналась в этом. Мендельсон доставил мне большое удовольствие, попросив Альберта сыграть ему что-нибудь.

— Когда я вернусь в Германию, я смогу похвастаться, что слышал игру принца, — сказал он.

— Да, пожалуйста, — воскликнула я. — Принц — настоящий музыкант, могу вас уверить.

— Виктория! — сказал Альберт укоризненно, но он был явно доволен.

— Вы должны извинить энтузиазм королевы, — сказал он Мендельсону, — он вызван более чувством, нежели критической оценкой.

Но, когда Альберт сыграл хорал Герца, Мендельсон был очарован и сказал, что его исполнение сделало бы честь профессиональному музыканту.