Он опять с размаху ударил Вавилова по лицу. А потом еще раз. И еще.

– Артем! Прекрати! – закричала Катя. Она вдруг испугалась, что на ее вопль спецназ ринется на штурм. – Пожалуйста… Я верю, что ты любил ее. Очень. Но ты же… черт возьми, ты же играл роль сутенера при ней!

Артем глянул на Катю.

– Ты же использовал ее как приманку для ловли богатых педофилов в Интернете. Как сутенер и шантажист. Это ведь тоже правда, Артем. Именно поэтому ты не мог рассказать все, как было.

Вавилов вскинул голову и, набрав в рот кровавой слюны, плюнул – метил в лицо, но попал на рубашку Ладейникова.

– Давай убей меня, пацан, – прохрипел он. – Давай, парень, жми на спуск. Так будет лучше для всех. Один выстрел, и меня нет.

Ладейников вытер руку о брюки.

– Убей меня. – Вавилов заворочался на стуле. – Я прошу тебя… Так будет лучше. Я больше не могу. Слышишь ты, полоумный ублюдок, я не в силах все это терпеть больше, убей меня!

Кате вспомнились женские руки, прибитые гвоздями к стене в форме буквы «М», вспомнился провонявший дерьмом ресторан «Кисель». Это ли не кара? Это ли не расплата за убийство Аглаи? Тогда что вообще такое – расплата и кара? В чем их смысл? Где их предел?

– Забирайте его, – сказал Артем и отступил от стула, сжимая в руке пистолет.

– Ты хочешь суда? – спросила Катя.

– Да, я всегда этого хотел. Чтобы мы… чтобы вы раскрыли это дело и поняли все. И чтобы был суд. Чтобы все узнали про него. Узнали правду. Я хотел справедливого суда. Забирайте его. Раз вы раскрыли это дело, мне он больше не нужен.

Он отступил еще дальше в глубь кабинета, к окну.

– Мы его заберем, – сказала Катя. – А ты?

– А я?

– Ты…

Он поднял пистолет. Он смотрел прямо в дуло.

Катя поняла – он не собирается покидать этот кабинет живым.

– Я сегодня услышал – мы, мол, лишние люди. Наше поколение. От нас, мол, ничего не зависит. Мы тут никто и ничто. Так вот я с этим не согласен. – Он говорил это Кате и открытой настежь двери кабинета, где пока так и не возник вооруженный до зубов спецназ. – Что-то мы можем сделать. Если правосудие все-таки есть, если это не липа, не болтовня, то… Забирайте Вавилова. Судите его.

– Без твоих показаний по делу Аглаи будет трудно, Артем. – Катя хотела быть с ним максимально честной. – Все, что у нас есть, это косвенные доказательства. Без твоих показаний на суде опытный адвокат… а он, – она кивнула на прикрученного к стулу Вавилова, – наймет себе такого, я знаю… Так вот если ты хочешь справедливого приговора и возмездия по суду, по закону, ты… Ты должен выбрать.

– Между показаниями на суде против него, собственным пожизненным за два убийства и выстрелом в висок сейчас?

– Убей меня, ублюдок, и сам застрелись, и вся недолга! – прохрипел Вавилов.

– Он путал следы в деле Аглаи, фабриковал обвинение против учительницы Грачковской. Неужели ты думаешь, что он не попытается выкрутиться на суде, когда ты – главный свидетель – покончишь с собой? – спросила Катя.

– Так это я должен еще и выбирать? – Артем Ладейников спрашивал словно бы с изумлением.

Но лицо его – Катя не видела на нем мук борьбы, битвы противоречий. Внешне он был удивительно спокоен.

Месть – блюдо, которое подают холодным… Всегда…

Или в самых крайних случаях?

И тут Артем быстро подошел к Кате и сунул ей свой пистолет рукояткой вперед. От неожиданности она едва не уронила его на пол.

– Он отдал пистолет мне! – крикнула она. – Он…

Она не успела сказать «безоружен». Кабинет в мгновение ока заполнили спецназовцы в бронежилетах.

Все смешалось… Хотя действовали спецы слаженно и быстро – все смешалось, все превратилось в хаос.

Прикрученного к стулу Вавилова поволокли по коридору прочь. Он что-то хрипло орал. Артема Ладейникова обыскали и тоже поволокли – в другую сторону.

– Помните Юлю, Катя? – выкрикнул он. – Скажите ей… я не хотел причинить ей вред. Мне нужно было, чтобы место его секретаря освободилось! Скажите ей, я прошу у нее прощения! Я старался, чтобы она не сильно пострадала в той аварии!

Последнее признание…

Катя запомнила его и знала, что передаст по адресу. Калейдоскоп лиц мелькал перед ней. Ее тошнило. Вот в этом калейдоскопе мелькнуло лицо полковника Гущина…

– Ловко вы его обработали.

Это произнес начальник спецназа, он забрал у Кати пистолет. В его словах не было благодарности, а лишь скрытая неприязнь. Словно она отобрала у него важный трофей.

– Пошел к черту от меня, – грубо огрызнулась Катя.

Она медленно двинулась прочь, едва волоча ноги.

Полковник Гущин догнал ее на лестнице. Но сейчас она не хотела говорить и с ним.

Честно говоря, Катя вообще не хотела об этом говорить.

Но она ведь не принадлежала себе. Кому вообще принадлежат полицейские? Кому они нужны? Кому какое дело до них, когда они разочаровываются в окружающем их мире и замыкаются в себе?

В общем, кое-как Катя со всем этим справилась. Но шрамы остались.

В Главке бушевал грандиозный скандал. Приезжали разные комиссии. Трясли грязное белье, собирали пачки рапортов. Все это как мутная волна катилось по высоким кабинетам.

Катя больше не обращалась к полковнику Гущину с вопросами о том, как там движется это дело… наше дело… наше общее дело.

Гущин заговорил об этом сам. Однажды в обеденный перерыв он сам зашел к Кате в пустой кабинет Пресс-центра. И сказал:

– Я только что от следователя. Мы следственный эксперимент с Ладейниковым в доме и в гараже проводили. Как там и что было тогда.

Катя оторвалась от ноутбука, на котором печатала.

Полковник Гущин подошел к окну и налил себе из чайника холодного чая.

– Ясно, почему Полина Вавилова тогда дверь открыла, ничего не опасаясь. Вавилов ведь ее предупредил, что к ним домой заедет его помощник Артем Ладейников, чтобы компьютер починить. Ладейников явился утром в одиннадцать, когда Вавилов сидел на совещании. Полина подумала, что это муж его послал пораньше. Вот так он в дом и проник.

Катя и на это не отреагировала. Но она не печатала. Сидела, подперев голову рукой.

– Чай у тебя остыл. – Гущин кашлянул. – В общем, я зашел, чтобы сказать – ты молодец. Ты его уговорила сдаться. Ты раскрыла убийство девочки и установила вину Вавилова и… В общем, спасибо тебе. Ты мне очень помогла.

Катя молчала.

– Ладейников дает очень подробные показания, чего не скажешь о Вавилове. Ладейников, видно, на себя рукой махнул, он ничего не скрывает. Вавилова он утопит. Вавилову не выкрутиться.