А: 800 тысяч долларов.

Л: Да. Почему-то Бадри не решил эту проблему, и ему приходится сейчас об этом говорить, а это ж не какая-то серьезная интрига.

А: То есть ему было скучно.

Васильев Андрей Витальевич (род. 1957) – советский и российский журналист. В 1980-х работал в изданиях “Московский комсомолец”, “Собеседник”, “Московские новости”. С 1989 г. занимал различные должности в ИД “Коммерсантъ” (в настоящее время – член совета директоров). В 1995–1996 и в 1997–1998 гг. работал на ОРТ заместителем генерального продюсера и руководителем дирекции информационных программ. С 1999 по 2010 г. – шеф-редактор объединенной редакции ЗАО “Коммерсантъ”. В 2005–2006 гг. – главный редактор газеты “Коммерсантъ Украина”.

Авен: Мне неловко интервьюировать тебя – журналиста, но думаю, ты и сам все расскажешь. Для начала вопрос – как ты познакомился с Березовским?

Васильев: Я тогда был в рекламном бизнесе, у нас была небольшая фирма “юрийгагарин”, с маленькой буквы в одно слово. А времена были такие – это же был 1993–1994 год, – что даже небольшие фирмы могли много зарабатывать на рекламе. Помню, даже у Video International мы отжали какой-то креатив. Лесин был нам только благодарен, потому что зачем ему с креативом мучиться, когда у него объемы.

Какой-то период был очень тяжелый. У меня одного клиента убили. Ты знаешь – был такой Долгов, Московский городской банк. Помнишь рекламу: “Хороший банк, устойчивый банк, Московский городской банк”? Как раз во время “черного вторника”, 11 октября 1994 года, его и пришили[115]. А у нас был хороший заказ от этого банка, богатый. Потом у меня дружок, начальник фирмы “Партия”, – его тоже, кстати, убили недавно, 27 пуль, – Саша Минеев[116]. Это он сделал компьютеры белой сборки, “АМ Трейд”. Привезли все эти компьютеры миллиона на три, и ни один не включился. К рекламщикам претензий нет, но тем не менее…

В общем, был период упадка, а у меня еще дочка должна была родиться, а денег ни хрена не было.

В: И вдруг мне звонит Ксения Пономарева, с которой мы работали в “Коммерсанте” прямо с первого дня. Она говорит: “Пожалуйста, как дань нашей долгой дружбе ты сейчас выслушаешь меня внимательно и не пошлешь меня на ***. Сделай вид, что ты обдумываешь мое предложение. Но поверь, там очень большие деньги”.

Я говорю: “Ну, конечно, Ксения, я тебя выслушаю”. Она спрашивает: “Чем ты занимаешься?” Я говорю: “Смотрю какую-то хреноту по ОРТ”. Она говорит: “Во-во-во, у меня как раз на эту тему. Понимаешь, мы тут с Костей Эрнстом поняли, что у нас абсолютно в провале пиар. Если бы ты пошел к нам заниматься пиаром, Березовский был бы счастлив. Мы ему уже тебя представили заочно”.

А мне в тот момент как раз бабло-то, в общем, было сильно нужно, хотя пиар я всю жизнь ненавидел. Ну, я говорю: “Окей”. И вот я приехал на Новокузнецкую, дом 40. Березовский – это для меня была какая-то легенда, это был 1995 год. Я знал, что он скупил дикое количество рекламы на ОРТ. Я его, конечно, где-то видел, но тогда он не очень светился в прессе.

С другой стороны, я тогда не увлекался ни политикой, ни новостями, потому что занимался рекламой. Наверное, в телике я что-то такое видел. Тем более что на него было покушение. Не могу сказать, что на меня это произвело впечатление, тогда на кого только не покушались. На кого не покушались, тот лузер. Такие времена были.

Приезжаю я в этот дом 40, в этот особняк. Помнишь, у него вместо приемной был бар? Вижу, вокруг мало народа: сидит Сванидзе Коля и сидит Невзоров Александр. А мы с ним в свое время очень сильно разосрались. И я ему говорю: “Александр Глебович, вот кого я не хотел тут встретить, так это вас”.

А вообще-то, честно говоря, стремновато мне: я в первый раз попал в такие места. Подходит халдей, говорит: “Может, вам что-то принести?” Я собрался и говорю: “Да нет, мне ничего не надо. Буквально 100 граммов водки и черной икры”. Это я так пошутил. Но мне принесли-таки 100 граммов водки и черной икры.

А: И тебе это понравилось.

В: Как выяснилось, это был редкий случай, потому что Боря меня принял довольно быстро. Водку-то я успел допить, конечно, а икру, по-моему, не успел доесть. Ну, и мы с ним, значит, – ды-ды-ды, стали разговаривать, что такое пиар. Я изложил свои представления о пиаре, он говорит: “О, клево! Мы одинаково понимаем всю эту фигню”. В тот момент слово “пиар” было вообще ругательное, лучше было человека пидорасом назвать, чем пиарщиком. В общем, это, наверное, было справедливо в тот момент. Потому что какая страна, такой и пиар.

Он говорит: “Ну, клево! Значит, мы договорились обо всем”. И я ему: “Подождите. А, собственно, гонорарная часть нашей программы какова будет?” Он говорит: “Да, вы подумайте”. Я говорю: “А что мне думать-то? Я уже все знаю”. А там Пономарева сидит. Он говорит: “Ну вот тут Ксенька сидит, может, вам при ней неудобно?” Я говорю: “Мне удобно”.

Мне очень понравилась вот какая вещь. Березовский в этом весь! Он передо мной понты кидал, и я перед ним, естественно. Умные слова говорили, английские какие-то термины – “таргет-групп”, “юник-селлинг-пропозишн”. И когда я ему назвал сумму, он мне так говорит: “А не до***?” Это было так трогательно!

А я ему честно объяснил: “Это вообще-то до***, но вы понимаете, что я вижу эту работу так. Если вы думаете, что я буду ходить по рынку и наклеивать журналистам на лоб купюры, так не буду. У меня есть своя репутация”. Хотя я к тому времени в прессе не работал уже года три, наверное. Но у меня действительно была репутация.

А: Какая была твоя последняя должность в “Коммерсанте”?

В: Зам. главного редактора. Яковлев уже отошел от дел. Он порой появлялся на горизонте, но главным редактором была Ксения. А я как раз ушел, не проинтуичил.

Я же, когда “Коммерсант” переходил с еженедельника на ежедневный формат, придумал некую концепцию. На неделю уехал в Латвию, на хуторе сидел, писал концепцию, как честный человек. Приехал, и мне говорят: “Это вообще никому не надо! Все будет по-другому!” Мне объяснили концепцию, я говорю: “Нет, Володя, я в такой ситуации работать не буду”. Он дико обиделся. Потом, правда, он мне сказал: “Вообще-то ты прав, что свалил, потому что ты бы очень здорово мешал”. Но прав-то был Яковлев, а не я.

А: Потому что получилось.

В: Потому что получилась офигенная вещь, просто для меня она была непривычной. Я же все-таки, наверное, мыслил какими-то старыми мерками.