— Как будто существуют другие всадники!

Джулиан наклонился к Эмме и сказал тихим голосом:

— Мы не сможем пройти через эти ворота с остальной частью процессии так, чтобы Всадники не узнали нас. Особенно тебя. Нам нужно выбираться отсюда.

Место, где обычно висела Кортана на спине Эммы, отдавало болью, словно утраченная рука. Она убила одного из Всадников своим мечом — не было ни единого шанса, что они не вспомнят ее.

— Согласна! Есть идеи, как это можно сделать?

Джулиан оглянулся и окинул взглядом беспокойную вереницу Дивного Народца. Он простирался от ворот башни и вдаль, насколько мог видеть глаз.

— Не сейчас.

Впереди раздался шум. Дриада на дереве спорила с парой гоблинов. Фактически, казалось, что небольшие споры, вспыхнули по всей процессии. Время от времени рыцарь фейри лениво проезжал мимо и призывал всех к порядку, но никто не казался особо заинтересованным в сохранении спокойствия.

Эмма с тревогой смотрела на горизонт: там занимался рассвет, и в скором времени вокруг будет гораздо светлее, что вряд ли поможет любой их попытке сбежать. Они могли бы броситься к вратам, но охранники заблокировали бы их, а если они двинуться в обратную сторону от колючей изгороди или попытаются покинуть процессию, их наверняка увидят.

— Тогда стоит допустить, чтобы тебя увидели, — подумала Эмма. Властно поднявшись, она повернулась к Джулиану.

— Фергус, ты дурак! — огрызнулась она. — Королева совершенно недвусмысленно потребовала, чтобы ты сопровождал заднюю часть процессии!

Губы Джулиана молча сформировали слово «Что?». Он не двигался, и девушки на гнедой кобыле снова хихикнули.

Эмма слегка ударила его по плечу, ее пальцы заскользили по его спине, нарисовав быстрый символ, который они оба знали. Это означало: у меня есть план.

— Ты отвлекся на дриаду? — спросила она. Она пришпорила Седовласую, и испуганная лошадь резко двинулась на месте. — Королева снесет тебе за это голову. Давай двигайся!

Хихиканье распространилось по всем близлежащим фейри. Эмма развернула Седовласую и двинулась к концу процессии. Через мгновение Джулиан последовал за ней. Хихиканье осталось позади, в то время, как они продвигались назад по процессии, Эмма не хотела привлекать внимание слишком быстрым движением.

К ее облегчению, никто не обращал на них особого внимания. По мере того, как они продвигались прочь от башни, порядок в Благой процессии начал ухудшаться. Дивный Народец собирался в кучу, смеялся, шутил и играл в карты. Никто из них, казалось, не был заинтересован в том, чтобы двигаться к башне, и тем более в том, чтобы ими руководили.

— Сюда, — пробормотал Джулиан. Он низко пригнулся к Вдоводелу, и лошадь ринулась к ближайшей чаще деревьев. Эмма крепко ухватилась за поводья, когда Седовласая прыгнула вслед за жеребцом. Мир проносился мимо, как в тумане: она словно летела, а ноги лошади едва ли касались земли. Эмма затаила дыхание. Это было похоже на ужас и независимость океана — находиться во власти чего-то гораздо более сильного, чем ты. Ее капюшон сорвало ветром, и он откинулся назад, а ее светлые волосы развевались, словно знамя. Они остановились на дальнем краю зарослей, вне поля зрения Дивного Народца. Эмма посмотрела на Джулиана, затаив дыхание. Его щеки вспыхнули на холодном воздухе. Позади него горизонт осветился ярким золотом.

— Хорошая работа, — сказал он.

Эмма не смогла сдержать улыбку, когда соскользнула со спины Седовласой.

— Возможно у нас здесь и нет ангельской магии, но мы все еще остаемся Сумеречными Охотниками.

Джулиан спрыгнул рядом с ней. Не стоило и говорить, что они не смогут оставить лошадей. Эмма легонько хлопнула Седовласую сбоку, и кобыла взлетела к светящемуся горизонту. Она знает дорогу домой.

Вдоводел растворился вслед за ней темным пятном, Эмма и Джулиан повернулись к башне. Длинные тени рассвета начали тянуться по траве. Перед ними возвышалась башня, которую обвивала высокая изгородь, словно смертельное ожерелье.

Эмма нервно посмотрела на траву между их деревьями и живой изгородью. Здесь не было где скрыться, и хотя они находились вне поля зрения ворот, любой, кто будет наблюдать с башни, сможет увидеть их приближение.

Джулиан повернулся к ней, скинув свой капюшон. Эмма предположила, что больше уже не было смысла носить его, притворяясь Фергусом. Его волосы были взъерошенными и влажными от капюшона. Он словно прочитал ее мысли, сказав:

— Мы не можем беспокоиться об укрытии. Нам придётся нагло пересечь расстояние, чтобы добраться до изгороди.

Его рука скользнула в ее. Эмма едва сдержала себя, чтобы не отпрыгнуть: его ладонь была гораздо теплее в отличии от ее. Он привлек ее к себе, и они отправились пересекать траву.

— Держи свою голову повернутой ко мне, — тихо сказал Джулиан. — Фейри, в своем роде, романтики.

Эмма с удивлением поняла, что они изображают пару, нежно гуляющую в лучах рассвета. Их плечи соприкоснулись, и она вздрогнула, даже несмотря на то, что солнце уже поднялось выше, согревая воздух.

Она посмотрела в сторону на Джулиана. Он не был похож на кого-то, кто находился на романтической прогулке — его глаза были осторожны, а челюсти сжаты. Он выглядел как статуя самого себя, но которая была вырезана кем-то, кто плохо его знал, кто никогда не видел искорки в его глазах, которую он сохранил для своей семьи, кто никогда не видел улыбку, которую он когда-то сохранил для одной лишь Эммы.

Они достигли живой изгороди. Над ними поднялся клубок сплетенных виноградных лоз, и Эмма, глубоко вдохнув, высвободила свою руку из рук Джулиана. Вблизи изгородь выглядела так, как будто она была сделана из блестящей стали, из которой повсюду под неровными углами торчали шипы. Некоторые были такими длинными, будто мечи. Эмма полагала, что цветы — это ни что иное, как белеющие скелеты тех, кто пытался взобраться на стену, и оставленные там в качестве предупреждения будущим нарушителям.

— Это должно быть невозможно, — сказал Джулиан, подняв глаза. — Мы можем подождать до наступления темноты и попытаться пробраться через ворота.

— Мы не можем ждать так долго… уже рассвет. Мы должны остановить Королеву.

Эмма достала кинжал из своего пояса. Это была не Кортана, но он все еще был сделан из стали Сумеречных Охотников, длинной и острой. Она коснулась краем одного из шипов, срезая его под углом. Она ожидала сопротивления, но его не было. Шип легко срезался, оставляя после себя обрубок, точащий сероватым соком.

— Тьфу ты, — сказала она, отбрасывая упавший шип. Странный тускловато-зеленый след, поднялся с поврежденной живой изгороди. Она глубоко вздохнула, успокаивая себя. — Хорошо. Я собираюсь прорываться. Мне даже видно башню сквозь виноградные лозы. — Это было правдой, вблизи было абсолютно ясно, что живая изгородь не являла собой сплошную стену, и между лозами было достаточно места, чтобы между ними смог пролезть человек.