Другой колонне под командованием генерал-лейтенанта Н.А. Тучкова предстояло сделать меньший крюк и выйти на московскую дорогу ближе к Смоленску, чуть западнее деревни Лубино. Еще больший сумбур и в без того запутанную историю вносит то обстоятельство, что авангардом колонны Тучкова командовал его младший брат — генерал-майор П.А. Тучков. Младший Тучков получил задание вести свои войска маршем по боковым путям к Лубино и московской дороге, где он должен был соединиться с войсками генерал-лейтенанта князя А.И. Горчакова, входившими в состав Второй армии П.И. Багратиона. Ранее было решено, что Горчаков и Вторая армия будут охранять московскую дорогу до тех пор, пока колонна Первой армии не окажется в безопасности, двигаясь по боковым и основной дорогам неподалеку от Лубино.

Все пошло не так, отчасти из-за плохого взаимодействия Первой и Второй армий, отчасти из-за сложностей, связанных с перемещениями по сельской местности в ночное время. В принципе офицеры штаба должны были заранее произвести рекогносцировку этих дорог и затем задать колоннам правильное направление движения. Ответственность за продвижение армии лежала именно на офицерах штаба. Любые перемещения крупного контингента людей в ночное время требуют тщательной подготовки, особенно если уставшим войскам предстояло идти маршем через лес и сельскую местность. Согласно не кажущемуся столь уж невероятным утверждению историка, занимавшегося изучением свиты Е.И. В. по квартирмейстерской части, штабные офицеры имелись в количестве, недостаточном для выполнения всех задач, вставших на повестку дня сразу после ухода из Смоленска. Некоторые из них были посланы на поиски места для ночлега на следующую ночь, другие получили задание определить места для возможных сражений по дороге к Москве, где армия могла бы занять позиции. Из мемуаров штабных офицеров становится ясно, что в первую половину кампании 1812 г. они были перегружены работой, причем весьма ответственные поручения порой давались младшим и неопытным офицерам. Несомненно, такова была цена создания генерального штаба в столь короткие сроки в годы, непосредственно предшествовавшие началу войны[270].

Каковы бы ни были причины, результатом стала неразбериха. Только треть колонны Н.А. Тучкова, преимущественно состоявшая из его собственного 3-го корпуса, выдвинулась в нужное время и направилась по правильной дороге. Даже они столкнулись с многочисленными препятствиям в попытках организовать движение артиллерии и многотысячных кавалерийских отрядов по узким дорогам и мостам, предназначенным для крестьянских телег. Следующим должен был выдвигаться 4-й корпус А.И. Остермана-Толстого, но он замешкался, потерял след колонн Н.А. Тучкова и двигался, совершенно не разбирая пути, разделившись на отдельные группы и блуждая в ночи по сельским просторам.

Это привело в замешательство последнюю треть колонны — 2-й корпус К.Ф. Багговута. Шедшие в хвосте подразделения 2-го корпуса под командованием принца Евгения Вюртембергского смогли выступить с сильным опозданием лишь в час дня 19 августа. Поскольку 2-й корпус следовал за Остерманом-Толстым, они, естественно, также заблудились и ходили кругами. Около шести утра 19 августа Е. Вюртембергский и его солдаты обнаружили, что находятся у деревни Гедеоново, менее чем в двух километрах от окрестностей Смоленска, на виду у корпуса маршала М. Нея, и могли слышать, как оркестр играет воодушевляющую музыку, чтобы разбудить людей, спавших в бивуаках.

В воздухе запахло бедой. Корпус Нея по численности значительно превосходил три пехотных полка, а также горстку кавалерии и орудий, находившихся под командованием Е. Вюртембергского. Большая часть 4-го и 2-го корпусов по-прежнему блуждали в лесах и могли быть наголову разбиты и отрезаны от Москвы, сумей Ней продвинуться и оттеснить Вюртембергского. К счастью, в критический момент — по чистой случайности — поблизости оказался сам Барклай, который начал делать соответствующие приготовления для того, чтобы не допустить продвижения Нея.

Главнокомандующий не слишком обрадовался, обнаружив, что судьба его армии находится в руках самых молодых и наименее опытных дивизионных командиров. 24-летний Евгений Вюртембергский занимал столь высокий пост потому, что был любимым племянником императрицы Марии Федоровны и кузеном Александра I. M. Б. Барклай не любил дилетантов из числа знати и с подозрением относился к родственникам Е. Вюртембергского и его друзьям при дворе. Несомненно, сдержанный и достаточно серьезный Барклай смотрел на жизнерадостного молодого герцога, который в числе прочего забавлялся тем, что писал пьесы и оперы, как на ужасного дилетанта. Однако на самом деле в 1812–1814 гг. Е. Вюртембергскому суждено было доказать, что он являлся одним из лучших русских генералов того времени. Он получил разностороннее военное образование, принимал непродолжительное участие в войнах 1807 г. против французов и турок, и проявил себя в качестве храброго, решительного и способного командира в кампаниях 1812–1814 гг. Сражение под Смоленском 19 августа должно было стать его первым настоящим экзаменом, и сдал он его хорошо.

К счастью для принца Вюртембергского, Ней был столь же удивлен, увидев русских, как и они сами при виде него. Ему потребовалось три часа, чтобы начать атаку. Но даже после этого, по воспоминаниям Е. Вюртембергского, значительные силы французов так и не покинули лагерь. За эти три часа герцог сумел выбрать для своих трех полков хорошие позиции, расположив их за брустверами и среди лесного кустарника. Русская тяжелая пехота не всегда удачно действовала в роли легкой пехоты, но 19 августа Тобольский, Вильманстрандский и Белозерский пехотные полки сражались героически, отражая повторявшиеся атаки французов достаточно долго для того, чтобы подоспело подкрепление, шедшее через лес на звуки орудий. Когда М.Б. Барклай наконец отдал приказ об отступлении, Е. Вюртембергский смог собрать арьергардный отряд, сдерживавший французов, пока 2-й и 4-й корпуса по лесным тропам отходили к дороге на Москву[271].

Однако замешательство, возникшее совсем неподалеку на московской дороге, позволило французам добраться до Лубино, перекрыть лесные тропы и свести на нет то, что было достигнуто принцем Вюртембергским и его людьми. Барклай сделал все, что было в его силах, чтобы избавить Евгения от грозившей тому опасности, когда получил известие, что Вторая армия отступила на восток по Московской дороге, не дожидаясь Первой армии и оставив французам важное перепутье рядом с деревней Лубино. В момент донесения рядом с Барклаем находился только Фридрих фон Шуберт, и он вспоминал, что главнокомандующий, обычно сдержанный и спокойный в критические моменты, громко произнес: «Все пропало». Следует простить М.Б. Барклаю временную потерю самообладания, поскольку для русских это было один из самых опасных эпизодов в кампании 1812 г.[272]