— Я не забыл получить разрешение. Я просто забыл взять его с собой — вот и все.

Виктория выглянула в окно. В небе сгущались сумерки, скоро станет совсем темно. Скорее всего сегодня они не попадут в Лондон засветло, но больше половины пути, несомненно, проедут.

— Если честно, — сказал вдруг она, — то я даже рада, что ты забыл разрешение.

— Ты хочешь оттянуть неизбежное насколько возможно? — спросил Роберт.

И хотя тон у него был легкомысленный, Виктория чувствовала, что он с замиранием сердца ждет ответа.

— Нет, не угадал, — сказала она; — Если уж я приняла решение, то не отступлю. Но мне приятно сознавать, что у тебя тоже бывают ошибки и промахи.

— Извини, я что-то не понял.

Она пожала плечами.

— — Ты же безупречен — само совершенство.

— Почему-то в твоих устах это звучит как недостаток. Да, кстати: если я такой чертовски идеальный, почему мне понадобилось столько времени, чтобы убедить тебя выйти за меня замуж?

— Да именно потому, что ты идеальный, — пояснила она, лукаво улыбаясь. — Ведь это ужасно раздражает. Что бы я ни делала, ты все равно сделаешь лучше.

Он хитро ухмыльнулся и прижал ее к себе.

— Не правда, ты во многом преуспела лучше меня.

— Неужели? — пробормотала она, стараясь не замечать, как его рука ласкает ее бедро.

— — М-м… Ты гораздо лучше умеешь целоваться, — И, чтобы проиллюстрировать сказанное, он запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

— Это ты меня научил.

— Ты гораздо лучше выглядишь без одежды.

Она вспыхнула от смущения, но поскольку уже успела привыкнуть к подобным шуточкам, то осмелилась заметить:

— Ну, это дело вкуса.

Он со вздохом откинулся на спинку сиденья.

— Хорошо, тогда ты шьешь гораздо лучше.

Она вскинула брови.

— Да, в этом ты прав.

— И уж конечно, ты гораздо больше меня знаешь о детях, — добавил он. — Когда у нас будут дети, я доверю их воспитание тебе, а то ведь я стану читать им лекцию о трех законах Ньютона, не успеют они начать ходить. Это никуда не годится. Ты должна будешь научить меня всяким детским стишкам и колыбельным.

От этих слов Виктория просто расцвела. Она поработала портнихой совсем недолго, но успела узнать, как приятно быть самой себе хозяйкой. Больше всего она боялась, что брак будет означать для нее потерю самостоятельности. Но Роберт дал ей понять, что он высоко ценит ее мнение.

— И у тебя доброе и великодушное сердце, — сказал он, ласково коснувшись ее щеки. —.Я довольно часто бываю занят только собой. А ты в отличие от меня прежде всего думаешь о других. Это редкий и прекрасный дар.

— О Роберт! — Она потянулась к нему, ожидая, что сейчас он заключит ее в объятия, но в этот момент карета попала колесом в рытвину на дороге, Виктория потеряла равновесие и слетела со скамейки. — Ой! — воскликнула она от неожиданности.

— А-ах! — взревел Роберт от боли.

— Боже мой, Боже мой! торопливо пробормотала Виктория. — Что случилось?

— Твой локоть, — прохрипел он.

— Что? Прости, я не расслышала… — Карета снова подпрыгнула, и ее локоть опять врезался ему в живот. По крайней мере ей так показалось.

— Прошу… убери… его… сейчас же!

Виктория кое-как забралась на сиденье, высвободив свою руку.

— Прости пожалуйста, — повторила она. Потом вгляделась в него повнимательнее: он согнулся пополам, и даже в сумеречном свете ей было видно, что лицо его приобрело зеленоватый оттенок. — Роберт, — неуверенно позвала она его, — с тобой все в порядке?

— В ближайшие несколько минут нет.

Она пристально разглядывала его в течение минуты, потом отважилась спросить:

— Я ударила тебя локтем в живот? Уверяю тебя, я ненарочно.

Все еще не разгибаясь, он вымолвил:

— Нет, эта боль бывает только у мужчин, Виктория.

— О-о-о, — выдохнула она. — Я понятия не имела.

— Ничего удивительного, — пробормотал он. Прошла еще минута, и вдруг Виктории пришла в голову ужасная мысль.

— А это не навсегда?

Он затряс головой.

— Не смеши меня. Пожалуйста.

— Извини.

— Перестань извиняться.

— Но мне и в самом деле очень жаль.

— Холод, голод и в довершение ко всему чуть не стал калекой, буркнул Роберт себе под нос, — Я что, проклят, что ли?

Виктория решила, что это риторический вопрос. Она отвернулась и постаралась сосредоточиться на проплывающих за окном пейзажах Кента. Со стороны Роберта примерно в течение десяти минут не было слышно ни звука, и когда она уже решила, что он заснул, он легонько потряс ее за плечо.

— Да? — сказала она, обернувшись к нему. Он улыбался.

— Я чувствую себя гораздо лучше.

— О! Я рада за тебя, — ответила она, не будучи до конца уверена, что в данном случае это подходящие слова.

Роберт придвинулся к ней, в глазах его заблестел хорошо знакомый огонек.

— Нет, мне значительно лучше.

Виктория мысленно пожелала, чтобы он перестал говорить загадками.

— Ну хорошо, — сказала она. — Тогда я очень рада за тебя.

— Не уверен, что ты правильно меня поняла, — пробормотал он.

Виктория хотела было сказать, что она, наоборот, уверена, что ничего не поняла, но не успела она открыть рот, как Роберт закинул ее ноги на скамью и уложил ее на спину. Она издала удивленный возглас, но он закрыл ей рот поцелуем.

— Я в полном порядке, — пробормотал он, не отрываясь от ее рта. — В полном, — поцелуй, — полном, — поцелуй, — порядке.

Он поднял голову, и на губах его заиграла ужасно знакомая улыбка. —

Хочешь, я тебе это продемонстрирую?

— Здесь? — ахнула Виктория. — В карете?

— А почему бы и нет?

— Потому что… Потому что… Это неприлично!.. Должно быть.

Роберт вскинул голову. Голубые глаза его озорно поблескивали.

— Да что ты говоришь? Не припомню, чтобы твой отец читал проповедь на эту тему.

— Роберт, говорю тебе, это не принято.

— Конечно, — согласился он, водя губами по ее шее. Ее кожа была теплой, нежной и все еще пахла его сандаловым мылом. — При других обстоятельствах я не стал бы предаваться этому прямо в карете, но ведь я должен тебя успокоить.

— Ах, значит, это ради меня?

— Ты так расстроилась по поводу возможных последствий моего ушиба…