– И я вам за это благодарен. Вы дали мне ту респектабельность, которой я так жаждал.

– Вы негодяй.

– В таком случае, – сказал Хью, положив руку Чарльзу на плечо, а потом шепнул на ухо: – Советую вам взглянуть на себя, мой дорогой шурин. А теперь, простите, я должен возвращаться к гостям и своей жене.

– Однажды я вам это еще припомню, – бросил Чарльз ему вслед.

Но Хью только рассмеялся и, подойдя к Эмили, поцеловал ее.

Арабелла пыталась вести себя нормально весь остаток торжества, но обнаружила, что это практически невозможно, поскольку в голове ее непрерывно крутилась масса вопросов. Почему он взял ссуду под залог дома? Как ему это удалось? Зачем ему это понадобилось, когда у него было ее приданое? И что они станут делать теперь, когда их дом забрали? Ей уже никогда в жизни не забыть выражение лиц Лоренса и Маргарет, на которых запечатлелась сложная смесь отвращения, ужаса и гнева.

Чарльза нигде видно не было, и она догадалась, что он, должно быть, ушел со свадьбы. Очень похоже на Чарльза, подумала она, сбежать и бросить ее саму разбираться с неприятностями. В связи с тем, что сделанное Чарльзом имело прямое отношение к остальному семейству Армстронгов, теперь ей придется отвечать на их вопросы и ловить на себе их осуждающие взгляды.

В тот вечер Лоренс и Маргарет отправились к Гвинет. Гвинет также любезно предложила ей забрать Пруденс и Пирса к себе, пока Арабелла будет пытаться поговорить с Чарльзом, чтобы выяснить, что происходит. Она ехала домой на сиденье двухколесного кеба и надеялась, что Чарльз все-таки вернется на Хановер-Тэррас.

Кеб остановился перед домом, и кучер помог ей выйти. Она поднялась по ступеням крыльца и постучала в дверь. Никто не отозвался, и она, озадаченная, открыла замок своим ключом. В доме царила зловещая тишина, когда Арабелла шла через опустевший холл. Через открытые двери она заглянула в их некогда такую красивую столовую и увидела, что и здесь остались лишь голые стены. Поднявшись по лестнице, она зашла в такую же пустую гостиную.

Чарльз стоял у двери балкона и смотрел на улицу.

– Ты вернулась? – сказал он, заметив ее отражение в оконном стекле.

– Ты должен был предупредить меня, что уезжаешь из «Дорчестера», – сказала она.

– Похоже, я должен был тебе много чего сказать.

– Значит, это правда… дом отобрали… Зачем тебе понадобилась ссуда в банке?

– Чтобы поддерживать наш стиль жизни, – ответил Чарльз.

– Но мое приданое – у нас же есть мое приданое!

– Оно, дорогая моя, исчезло уже очень и очень давно.

– Что?

– Оно было потрачено.

– Ты хотел сказать, было проиграно за карточными столами по всему Лондону! – вскипела Арабелла.

Она обошла комнату.

– А слуги где?

– Разошлись. Я объяснил, что у меня нет денег, чтобы расплатиться с ними.

– А сколько же денег у нас с тобой осталось? – Она уже почти боялась задавать этот вопрос.

– Нисколько. Ссуда по закладной позволила продержаться некоторое время, но теперь и она полностью разошлась.

– Как ты мог докатиться до такого? – спросила она.

– Сейчас уже нет смысла анализировать, что было сделано не так.

– Для меня есть! Но что мы будем делать теперь?

– Я не знаю.

– Тогда тебе нужно начинать думать над этим, и поскорее! Знаешь, что я хочу тебе сказать? Однажды кто-то может тебя убить за такие вещи… И вполне возможно, что этим кем-то буду я сама!

42

Наши дни

Алекс, юная дочка Нико от первого брака, гостила на уик-энд в Армстронг-хаусе. Кейт любила, когда к ним приезжала Алекс. У них с этой девушкой установились близкие отношения. Не имея своих собственных детей, она наслаждалась ролью доброй мачехи.

– Ох, Кейт, можно попросить тебя об одном одолжении? – спросила Алекс.

– Давай, – ответила Кейт.

– Я хотела спросить… не найдется ли случайно в твоей документальной эпопее какой-нибудь эпизодической роли для меня?

– Не вижу никаких проблем, – заверила ее Кейт.

– Что? – воскликнул Нико. – Ни за что! – Он был очень озабочен последним увлечением Алекс, которая хотела стать актрисой.

– Ну папа! – протестующе затянула Алекс.

– Алекс, у тебя на носу годовые экзамены. И тебе нельзя отвлекаться от них. Необходимо сосредоточиться на своих отметках, чтобы потом можно было поступить в университет и получить достойную профессию, – сказал Нико.

– Так ты считаешь профессию актера недостойной? – саркастическим тоном поинтересовалась Кейт, выгнув бровь.

К большому неудовольствию Нико, Кейт спустила все сундуки и ящики со старыми вещами с чердака в библиотеку, чтобы начать их там просматривать.

Она сидела в библиотеке за письменным столом, курила сигарету и изучала фотографии времен Чарльза. Ранее она уже отобрала снимки наилучшего качества, чтобы использовать их в фильме, а теперь еще раз рылась в пачке отбракованных ею фото, пытаясь подметить какие-то ускользнувшие детали, которые могли бы помочь в ее поисках. Рассматривая фотографии Чарльза и его семьи, она ловила себя на том, что ей трудно связать этого улыбающегося красивого мужчину со свидетельствами о том, что он был жесток и беспощаден. Но у каждой медали есть две стороны, рассуждала она про себя, и внешность может быть обманчива. Она перешла к изображению Арабеллы. Эта женщина была очень красива, но Кейт так и не удалось найти снимка, где бы она улыбалась. Впрочем, печальной она тоже не была – просто казалась все время напряженной. А еще не нашлось ни одного фото, где муж и жена были бы только вдвоем. Да и на семейных фотографиях они никогда не располагались рядом, всегда между ними оказывались их дети, Пирс и Пруденс. Как опытная актриса, она привыкла читать людей и по их лицам и языку жестов определять, какими они были, что руководило их поступками, как они взаимодействовали между собой. И эта супружеская пара не казалась Кейт счастливой. Она изучила также фото Пруденс и Пирса. Пруденс, похоже, была уверенной в себе девочкой, всегда улыбалась с каким-то понимающим выражением на лице. Пирс казался более сдержанным. Язык их тел на общих семейных фотографиях говорил, что они очень любили родителей. Просматривая пачку дальше, Кейт натолкнулась на фотографию, где Чарльз сидел в машине, а рядом с ним на переднем сиденье расположились дети. Она подумала, что для них, видимо, было ужасным ударом, когда на него совершили покушение, и их жизнь после этого полностью переменилась навсегда. Она смотрела на это фото и чувствовала, как ее охватывает печаль. Семья, которая была разрушена в одну ночь, в ту страшную декабрьскую ночь 1903 года.

Пока она смотрела на эти лица, ее вдруг осенило. Она быстро встала, взяла папку с полицейскими документами и, найдя там фото с места происшествия, сравнила эти два снимка.