Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот так взяло и прекратилось? – не поверила демоница.
Артан развел руками.
– Мертвецы стали падать наземь, а иные, которые еще держались, вдруг сделались вялыми. Их рубили на куски, а после сжигали. Войска же Храма первыми пробились к лагерю. Там-то и обнаружили Проклятого.
– Подозреваю, что мертвым, – Ксандр покачал головой. – Перенапрягся парень. Это ж надо додуматься было, наживую покойников поднимать.
– А… как надо? – уточнил Артан.
Так, на всякий случай.
– Покойников вообще лучше не трогать, – Повелитель Тьмы глядел на демоницу с нежностью, и странное дело, этот союз не казался противоестественным. И отвращения должного Артан не испытывал. Вообще никакого отвращения не испытывал. – Даже человек, у которого есть дар поднимать мертвых… а подобные активные некроманты встречаются крайне редко, тратит на подобное действие много сил. И совсем другое дело, если мертвеца предварительно обработать.
– Да и гниет он меньше, – поддержал Повелителя Ксандр. – А этот ваш… недоучка вообразил себя всесильным.
– Хотя он был силен, – Ричард покачал головой. – Я и одного мертвеца с трудом подниму, не говоря уже о том, чтобы удержать.
– Это да… его бы обучить толком…
Артан содрогнулся, представив, на что был бы способен обученный чернокнижник… точнее, некромант. Хотя все одно он не слишком понимал разницу, но верил, что она имелась.
– Вот только, – вновь подала голос демоница. – Все равно не понятно, что ему было нужно здесь?
«Кто и когда впервые вызвал демона, не известно. Вероятно, было сие случайностью, которая, как часто случается, открыла людям новые возможности. И далеко не всегда использовались они во благо. Тем не менее к настоящему времени сохранилось несколько видов ритуала призыва, которые не так уж сильно отличаются друг от друга. Ритуалы эти, созданные в незапамятные времена, по мнению некоторых, восходящие к периоду Империи (что, однако, представляется сомнительным, как и само существование подобной державы), ныне относятся к числу запретных…»
Теттенике хмурилась.
И еще больше хмурилась. Она сидела, зажмурившись, и пыталась заглянуть… в будущее? Не то, чтобы ей хотелось, но девушки правы. Если есть возможность, то ею нужно воспользоваться. И… и быть может, у Теттенике получится найти решение.
Правильное.
Или хотя бы какое-нибудь, главное, чтобы не все умерли. Хорошо бы, конечно, чтобы вообще никто не умер, но тут уж она сомневалась.
– Никак? – осторожно поинтересовалась Летиция Ладхемская.
Теттенике вздохнула.
– Может, тебе все же прилечь? Может, оно лежа прозревается лучше? На вот, – Ариция протянула шелковую подушечку. И Теттенике легла.
Лежа тоже ничего не прозревалось, ни ближнее будущее, ни дальнее.
Она лежала с закрытыми глазами, изо всех сил пробуждая в памяти то, увиденное прежде, а оно все никак не шло. Только лежать стало неудобно и пятка зачесалась. Левая.
Затем и правая.
Несколько мгновений Теттенике с почесуном этим боролась, но потом все же поскребла пятку о пятку.
– Может, ей уснуть надо? – это уже островитянка. – А мы тут лишние…
– Это да, я никогда не могла уснуть средь сенных девок, – пожаловалась Мудрослава. – Вечно полягут, одна ворочается, другая вообще храпеть начинает.
– У нас одна фрейлина во сне песни пела, – это уже Ариция. – И ведь с виду нормальная, а как уснет, так и начинает. Главное, что фальшивила зверски!
– Уходим?
– Эй, – над Теттенике склонились. – Мы… того… уйдем, ладно? Посидим там вон… а ты, если вдруг привидится чего, то кричи.
– Закричу, – мрачно сказала Теттенике, глаз открывая. – Не сомневайтесь.
– Может, зелья сонного? – Ариция глядела презадумчиво.
– А если она потом не проснется? – возразила ей сестра. – Нет, с даром шутить нельзя. Просто нужно, чтобы она успокоилась и… и само придет.
– Придет ли, – Тетеннике села. Голова слегка кружилась, и слабость опутывала.
– Поверь. Даже если захочешь, чтобы не приходило, оно все одно… ты, главное, когда начнется помни, что это все – видение. И ты можешь им управлять.
Может ли…
А если не получится? Если это не дар, а… а случайность? Если… если она, Теттенике, ни на что не способна? Оно ведь может так быть?
Конечно.
Она ведь всегда была слабой. И трусихой. И… конь летит, морда в пене. Глаза его налиты кровью. Она была маленькой, она не сумела бы рассмотреть. Шкура мокрая от пота. Конь безумен.
И шарики играют.
Звенят в руке.
Протяни и коснешься.
Теттенике слышала, как уходили принцессы. Недалеко. Они остались за дверью. Говорят о чем-то. О ней? Не важно. Главное, золотые бубенцы звенят в её руках. Поют.
Красиво.
– Мама?
Тишина. Но дышится легко. Ветер принес сухой воздух, горячий, какой бывает в середине лета, когда солнце слишком уж щедро делится теплом своим. И воздух этот высушивает слезы.
А Теттенике…
Видит дороги.
И первая сама ложится под ноги. Эта дорога, она… она почти проваливается, спеша затянуть Теттенике в видение. Только она хозяйка своему дару. Она… и видение мелькает перед внутренним взором.
И вправду дорога.
Прочь.
Конь идет, несет обоих. Через горы. По-за границу их… и она, Теттенике, счастливо прижимается к груди мужчины, который станет её мужем. Нет, он не обманет.
И слово данное будет крепко.
Они поселятся… где-то, не суть важно. Она видела белостенный дом, не большой, но и не маленький. Сад. Розовый куст. Дитя в колыбели. Счастье было таким всеобъемлющим, что на глаза навернулись слезы. И потому она не сразу поняла, когда мир этот начал рассыпаться, поглощенный тьмой.
Та появляется грозовою тучей.
Пеплом, что кружится будто снег. И люди выходят из домов поглядеть на этакое диво. Они удивлены. И соседка Теттенике, пухлая женщина, от которой всегда пахнет сладко, вытирает руки, бормоча что-то про погоду. Не та она ныне.
А потом…
Потом тьма ложится на море. И море вскипает. А она, добравшись до берега, пожирает всех и вся…
…Теттенике кричит.
И задыхается этим криком. Она успевает открыть глаза.