Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как сформулировать то, что я понимаю. Вот всею своей женской сутью понимаю.
– Ребенок поднял бы её статус?
Не то.
– Увеличил бы степень доверия? Возможно…
– Лекарь, – вдруг произнес Командор и голос его прозвучал на диво глухо. – В замке не так часто появлялись новые люди. Нет, бывали купцы из тех, что сумели проложить путь. Вольные охотники, которые поумнее. Иные просились на службу. Кто-то на год или два… кто-то и вовсе… обычно те, кому терять нечего. Но сюда шли. Когда сами собой, когда семьями… она понесла. Нам об этом сообщили. Великая радость… незадолго до того, как меня… отправили на отдых.
Ему неприятно говорить о том.
Неприятно вспоминать.
Это словно подчеркивает, что он, Великий Командор, тот, кто многие годы сражался с Тьмой и её порождениями. Тот кто выстоял и отдал жизнь, а после – и то, что после жизни, дабы служить, он оказался лишь игрушкой.
Его ведь не спрашивали.
Его просто отправили. Убрали, пусть не в шкаф, но в саркофаг и на многие годы.
– Её мучили страхи. Она говорила, что слаба… её матушка умерла в родах. И беременность переносила тяжело. Она и сама тоже изрядно ослабела, особенно в первые дни. Её постоянно мутило, она не могла есть. И тогда в Замке появился лекарь. Целитель.
Чернокнижник.
Надо же. Все один к одному. И удивительно, как никто не понял. Тогда. Или… это мы такие прозорливые, теперь, годы спустя?
– Он пришел с купеческим караваном. Тихий невзрачный человек. Мне он показался шарлатаном, я так и сказал, – Командор повел шеей.
– Не послушали, – тихо произнес Ричард.
– Нет. Она ведь ожила. Вот буквально стоило ему прикоснуться и… ожила. Этого было достаточно, чтобы Арван решился. Его, конечно, проверили, этого целителя…
– Только проблема в том, что чернокнижника вычислить не так и просто. У него нет собственной силы, и потому он выглядит обыкновенным человеком. Первое время во всяком случае, – Ричард тоже говорил негромко. – Это уже потом, позже, проведенные ритуалы и пролитая кровь начинают сказываться, и то скорее на физическом облике, нежели на тонком теле. Значит, он попал в замок.
– И в библиотеку?
– Да. Думаю… он искал знаний. Утраченных. И получил разрешение. Он и вправду переписывал целительские трактаты. Да и… помнится, кого-то пользовал, помимо её. В замке ведь были люди. Так что… сомнений не возникло. Ни у кого, – это Лассар признал нехотя.
– Но ведь он чернокнижник, – Светозарный оторвался от книги, которую читал с превеликим интересом. – Как он мог исцелять?
– Обыкновенно, – вот же непонятливые люди. – Мази, отвары. Мудрые советы. Если он и вправду был толковым чернокнижником, то смог бы сварить там… сироп от кашля или от радикулита. Вряд ли к нему обращались бы с чем-то более сложным.
– Именно, – поддержал меня Лассар. – Простуды. Чирей вон порой. Раны случались… но хороший чернокнижник изучает анатомию. Без её понимания ни ритуала не провести, ни пытать. А потому составлять кости и шить мышцы он сумел бы.
– И роды бы принял.
– Тут уж я… – Лассар развел руками.
– Сумел бы, – я покачала головой. – Конечно… сумел бы… процесс-то естественный… только все равно что-то пошло не так. Почему-то. И зеркало… зеркало осталось, женщина тоже. А ребенок исчез. И… лекарь?
– Все были мертвы, – повторил Ричард.
– Нет, – я почти уверилась. – Не все. Людей убили. И… подозреваю так, что опознавать тела было сложно.
Ксандр поднялся и вышел.
И отсутствовал не так и долго. Вернулся он с очередной книжицей, небольшой, в две ладони. Серые страницы, темные ниточки букв. И даже мне видно, что записи велись нервною рукой. Строчки то сползались, то расползались, порой и вовсе слипались друг с другом.
Дневник?
– Это записи Арвиса, младшего брата Арвана, того, который после его смерти стал Повелителем, – пояснил Ксандр. – И он был в числе тех, кто вошел в замок. Где же… вот… «и коридоры были залиты кровью. Алая, она покрывала и стены, и полы, и даже потолок, оставив на нем причудливые разводы. Брызги крови лежали на дверях и окнах, и казалось, что не было в замке места, каковое осталось бы чистым. Мы ступали по лужам этой крови, в которых порой попадались руки или ноги. В углу я увидел голову, с которой демон содрал кожу. В главной зале, перед полотном, которое меня всегда ужасало, мы обнаружили целую груду тел. И все они были освежеваны, будто в насмешку над нами».
Меня слегка замутило.
И не только меня. Даже Светозарный отвлекся от книги.
– Дальше? – тихо спросил Ричард.
– Дальше там ничего особо и нет. Только то, что они стаскивали тела во двор, очищали огнем. Что многие потеряли своих близких и преисполнились гнева.
Как-то…
– Значит, сказать точно, кто именно умер и в каком количестве, нельзя, – сделала я вывод, справившись с тошнотой. – Может… именно поэтому и все… эти зверства? Чтобы спрятать? Кто будет искать одного единственного лекаря, к тому же чужака, когда вот такое вот?
А пока рыцари возвращались.
Воевали с одержимой.
Горевали.
Устраивали похороны и приводили в порядок замок. Пытались справиться с болью от потери близких… он мог бы уйти.
И ушел.
– Зеркало, – я посмотрела на Ксандра и задала тот самый, интересующий меня вопрос. – Что они сделали с зеркалом?
А тот нахмурился, перелистал страницы и с удивлением ответил.
– Понятия не имею. Он… об этом не пишет. Хотя, конечно, странно… он писал почти обо всем.
– А о смерти брата?
– И о ней. Сейчас…
Страницы зашелестели.
– Вот… «На границах вновь стало неспокойно. Улас уверен, что близится прорыв, и я склоняюсь к тому, что он прав. Я буквально кожей ощущаю нестабильность. И туманы. Туманы всегда были вернейшим признаком. Мы отправились к границе. Нужно предупредить людей. Люди порой проявляют удивительную беспечность, не желая оставлять свое нехитрое добро, уверенные, будто стены домов их защитят от зла. Арван остается. Он сумрачен и мрачен, он так и не оправился от случившегося и порой мне кажется, будто бы и он умер в тот проклятый день. Улас не велел его тревожить. Замок сумеет защитить себя и людей в нем. В то же время у нас состоялся весьма неприятный разговор с Уласом. Он наотрез отказывается принимать власть и ответственность, пусть даже очевидно, что Арван не способен боле быть Повелителем».
Ксандр замолча и перевернул страницу.
Никто не посмел его торопить.
«Но это надо сделать. Мы не можем позволить себе слабости. И что бы ни случилось прежде, вина лежит на нас всех. Но Арван не желает того слышать. Порой мне кажется, что тьма коснулась и его. Правда, кровь еще защищает нас, потому-то его безумие тихого свойства. Он целыми днями рисует. Одержимо. Самозабвенно. И всегда одно и то же лицо. Когда-нибудь я сожгу эти проклятые рисунки».