– Но мне совершенно ничего не хочется, – призналась Эннис. – Я полностью потеряла аппетит. Но кусочек курицы я съесть все-таки попытаюсь, обещаю вам.

– Вот это правильно! – одобрительно отозвался он. – Я слышу голос разумной женщины, коей всегда вас полагал, сударыня.

Мисс Уичвуд могла быть разумной женщиной, но болезнь заставила ее почувствовать себя одной из тех глупых, плаксивых созданий, коих она презирала всей душой. Они постоянно валялись на диванах, сжимая в ослабевших ладонях флакончики с нюхательными солями, и вечно нуждались в какой-нибудь сильной натуре, которая давала бы им советы и наставляла их. Она слышала, что инфлюэнца часто повергает своих жертв в глубокое уныние, и теперь она знала, что это правда. Еще никогда она не погружалась в депрессию, сожалея о том, что вообще родилась на свет, и не имела сил стряхнуть с себя черную меланхолию. Она говорила себе, что это гнетущее состояние вызвано болезнью и что, лежа в постели и жалея себя, она лишь дает пищу своему унынию. Поэтому она решила не поддаваться соблазну остаться в кровати, заставила себя встать и обнаружила, что ноги странным образом не держат ее. «Словно из них вынули кости», как сказала она Джарби, пытаясь скрыть за неловким смехом страх, и с благодарностью оперлась на сильную руку горничной, неверной походкой направляясь к туалетному столику. Взгляд, брошенный ею в зеркало, отнюдь не улучшил ее настроения.

– Господи помилуй, Джарби! – ахнула она. – На кого я похожа! Пожалуй, надо срочно посылать тебя за баночкой румян.

– Я не стану покупать для вас ничего подобного, мисс Эннис. И ни на кого вы не похожи. Просто осунулись, чего вполне следовало ожидать после тех злоключений, что выпали на вашу долю. Когда я вас хорошенько расчешу и заколю волосы под тем кружевным чепчиком, который вы купили на прошлой неделе, вы сами себя не узнаете.

– Я и сейчас себя не узнаю, – отозвалась мисс Уичвуд. – Ну хорошо! Не думаю, что мой вид имеет какое-либо значение. Сэр Джеффри никогда не замечает, как выглядят женщины – хорошо или плохо, но я жалею о том, что не попросила тебя накрутить мне волосы на папильотки вчера вечером.

– Знаете, мисс, то, как выглядят ваши волосы, тоже не имеет значения, потому что я все равно заправлю их под чепец, – ответила ее бессердечная горничная. – Сейчас так тепло, что вы вполне можете облачиться в тот пеньюар, что сшили сами и который надевали всего два или три раза, – тот самый, атласный, расшитый голубыми цветами и кружевными оборками. В нем вы будете чувствовать себя прежней, не правда ли?

– Очень на это надеюсь, но сильно сомневаюсь, – откликнулась мисс Уичвуд.

Однако, надев дорогой пеньюар и завязав под подбородком ленты чепчика, она вынуждена была признать, что выглядит не так уж и плохо.

Сэра Джеффри допустили к ней вскоре после того, как часы пробили одиннадцать пополудни, и он не только отметил, что выглядит сестра далеко не лучшим образом, но и был настолько шокирован ее бледностью и темными кругами под глазами, что позабыл все данные ему предписания и воскликнул:

– Боже милосердный, Эннис! Будь я проклят, если когда-нибудь видел тебя такой утомленной и измученной! Бедная ты моя старушка, как же нелегко тебе пришлось! А когда я думаю о том, что во всем виновата эта несносная балаболка, то готов собственными руками… Ну да ладно, не будем об этом! – добавил он, с опозданием вспомнив о полученных наставлениях. – Не стоит заводиться из-за этого. А теперь послушай, чего мы с Амабель более всего хотим от тебя: ты должна приехать в Твинхем сразу же, как только сможешь перенести дорогу, и пожить у нас хотя бы некоторое время. Как ты на это смотришь?

– Положительно. Большое спасибо вам обоим! Но скажи мне, что ты думаешь о Томе?

Брата никогда не нужно было упрашивать, когда речь заходила о его детях, и остаток визита прошел в безобидных разговорах. Поднявшись, чтобы уйти, сэр Джеффри поцеловал ее в щеку, ободряюще похлопал по плечу и сказал:

– Ну вот, никто не сможет обвинить меня в том, что я проторчал у тебя слишком долго или заговорил до смерти, верно?

– Нет, конечно! Мне очень приятно, что я смогла поболтать с тобой, и надеюсь, что попозже ты еще заглянешь ко мне.

– Да, можешь не сомневаться. А, это вы, Джарби? Пришли выпроводить меня вон, не так ли? Прямо как настоящий цербер! Ну, Эннис, будь хорошей девочкой и постарайся побыстрее выздороветь. А сейчас я, пожалуй, приглашу Амабель подышать свежим воздухом: мы пройдемся немного, а потом, по возвращении, я еще раз загляну к тебе.

С этими словами он удалился, а Джарби забрала одну из подушек, на которые опиралась ее госпожа, и посоветовала немного вздремнуть, перед тем как ей подадут полдник.

Леди Уичвуд, с большой неохотой передавшая дочку на руки нянечке, пребывала как раз в том расположении духа, что требуется для неспешной прогулки с сэром Джеффри, поэтому ничуть не расстроилась, когда Лусилла отказалась составить им компанию. Они медленно направились в сторону Лондон-роуд, и Амабель, опираясь на руку супруга, сказала:

– Как хорошо, что мы снова вместе, дорогой! Теперь мы можем спокойно поболтать и побыть вдвоем, не боясь, что нам помешает бедная Мария.

– Да, я тоже об этом подумал, когда приглашал тебя немного пройтись, – согласился он. – Это было чертовски умно с моей стороны, ты не находишь?

Но он, пожалуй, в корне изменил бы мнение о собственной находчивости, если бы знал о том, что через десять минут после их ухода на пороге дома мисс Уичвуд появился мистер Карлетон.

Лимбури, открывший ему дверь, заявил, что мисс Уичвуд никого не принимает. По его словам, хозяйке нездоровится и она еще не выходила из своей комнаты.

– Да, мне уже сообщили об этом, – сказал мистер Карлетон. – Передайте ей мою визитку, будьте любезны.

Лимбури принял у него визитную карточку и с поклоном сказал:

– Я распоряжусь, чтобы ее отнесли в комнату мисс Уичвуд, сэр.

– Ну так не заставляйте меня торчать на пороге! – нетерпеливо бросил мистер Карлетон.

Лимбури, прекрасный дворецкий, растерялся, поскольку ему еще никогда не доводилось иметь дело с утренними визитерами калибра мистера Карлетона. Он не умел управляться с вульгарными особами: никто из друзей мисс Уичвуд не потребовал бы впустить его в дом, если бы ему сказали, что хозяйка никого не принимает; а сэр Джеффри, которому, как прекрасно знал Лимбури, очень не нравился мистер Карлетон, наверняка пожелал бы, чтобы его вообще не пускали на порог.

– Сожалею, сэр, но вы не можете увидеться с мисс Уичвуд. Сегодня первый день, когда она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы посидеть часок-другой, и ее горничная говорила мне, что у нее едва достало сил пройти от кровати до софы. Поэтому я не сомневаюсь, что вы понимаете, почему вам нельзя увидеться с ней сейчас.

– Нет, не понимаю, – сказал мистер Карлетон, грубо отталкивая его в сторону и входя в холл. – Закройте дверь! А теперь немедленно отнесите мою карточку своей хозяйке и передайте ей, что я хочу ее видеть!