— Роуз, — объяснил он, — это моя бабушка. Бабуля, ты ведь знаешь Роуз?

— Ну разумеется, знаю, — отмахнулась Ширли. — Петунья, немедленно успокойся!

Присмиревшая мопсиха перестала скакать и уселась на полу, хотя хвост по-прежнему описывал круги, а розовый язык болтался вялой тряпочкой. Роуз опять оцепенела, беспомощно моргая глазами и безуспешно пытаясь что-то сообразить.

— Так… вы знаете Петунью? — выдавила она наконец.

— Конечно. Еще с тех пор, когда она умещалась на ладони.

— А вы знаете Саймона, — констатировала Ширли.

— Когда-то работали вместе, — отозвалась Роуз.

— Поразительно! Ну, раз все знают друг друга, могу я идти спать? — осведомилась Ширли.

Саймон нежно поцеловал бабку в лоб.

— Спасибо, бабуля. И прости, что разбудили тебя.

Ширли отмахнулась, сказала что-то невнятное и оставила их в коридоре Петунья, все еще радостно виляя хвостом, переводила взгляд с лица Роуз на Саймона и обратно.

— Что она сказала? — простонала Роуз.

— По-моему, «долго же ты раскачивался», — мило улыбнулся Саймон.

— Что… как…

Саймон вытащил из ящика комода поводок Петуньи и шагнул к Роуз.

— Пойдем гулять. — С этими словами, сжав в одной руке поводок, а в другой — пальцы Роуз, он повел их наверх, в свою квартиру, где Петунья свернулась клубочком в изножье кровати, а Роуз и Саймон улеглись на голубое одеяло, шепчась, целуясь, а иногда смеясь так безудержно, что Петунья время от времени просыпалась и фыркала на них, и все это продолжалось, пока не взошло солнце.

Мэгги вышла из душевой кабинки, наскоро вытерлась и торопливо натянула чистую одежду. Стянула волосы в хвост и огляделась, прежде чем закрыть дверь. Скорее, скорее, пока она не успела окончательно сдрейфить. Сегодня она собиралась рассказать Чарлзу свою историю. Вернее, преподнести ее как набросок пьесы, которую думает написать.

Жила-была когда-то девушка, решившая сбежать в колледж…

Она поймет по его лицу, о чем он думает, и если не увидит осуждения, наберется мужества признаться, что говорила о себе.

Она выбежала в коридор и наткнулась на мужчину. Джоша. Джоша из ее первой ночи в Принстоне, Джоша, который стоял в темноте, размахивая рюкзаком и свирепо пялясь на нее.

У Мэгги перехватило дыхание. Попятившись, она прижалась к стене. Джош не походил ни на пьяного, ни на влюбленного и уж точно не был в игривом настроении. Скорее выглядел так, словно собирался прикончить ее или по крайней мере поколотить.

Что ж. Любые сомнительные связи обязательно этим кончаются. Но как он оказался здесь, ведь библиотека закрыта! Должно быть, дожидался ее, и это означает, что в подвальных залах библиотеки нет никого, кроме них Двоих…

О Господи, плохи ее дела! Хуже некуда!

— Привет, — мягко начал он, проведя пальцем по татуировке со словом «мать», вероятно, той самой, которую умудрился вспомнить после единственной ночи в его постели. — Маленькая Эм. По-моему, ты кое-что мне задолжала.

— Я отдам деньги, — прошептала Мэгги, когда он подступил так близко, что их носы почти соприкоснулись. — Они у меня в рюкзаке; я не потратила ни цента… сейчас отдам…

Он крепко держал ее. Мэгги вздрогнула и едва сдержала крик.

Несчастье. Совсем как в стихотворении. Вот она, беда.

Мэгги принялась извиваться, пытаясь вырваться, убежать, но он оказался сильнее и продолжал шептать ей ужасные вещи:

— Что ты здесь делаешь? Тебе у нас не место! Втируша! Как ты пробралась сюда?!

— Я отдам тебе деньги. Только отпусти, — пробормотала Мэгги, но он еще крепче прижал ее к ледяной гранитной стене. И продолжал говорить… нет, не говорить, а бросать ей в лицо оскорбления. Голос так и не повысился, но тон из наставительного стал обвиняющим.

— Может, стоило бы заставить тебя загладить вину другим способом? — спросил он, обшаривая глазами ее тело. Кожа Мэгги загорелась под его взглядом, словно ошпаренная кислотой. — Не помню точно, что произошло той ночью, но, кажется, мы не успели закончить начатое. И мы здесь одни, так что теперь можно и закончить.

Мэгги застонала и принялась извиваться с удвоенной силой.

— Отпусти меня, — повторила она.

— С чего бы это? — ухмыльнулся Джош. Его обычно бледное лицо раскраснелось, светлые волосы свесились на лоб, а изо рта летели брызги слюны. — Ты попалась. На этот раз попалась. Я обыскал твой рюкзак. Три студенческих билета. Очень мило. Мои кредитные карточки, конечно, и куча наличных. Откуда бы? И сколько еще парней ты обчистила? Живешь прямо здесь? Понимаешь, что будет, если я позову охрану лагеря? Или копов?

Мэгги отвернула голову и тихо заплакала. Не смогла удержаться. Каким-то образом его слова, прикосновения рук, сковавших ее запястья, были еще хуже, унизительнее, чем вольности парней, лапавших ее тогда ночью на автостоянке. Позор, стыд… и слова, хлещущие ее как ураганный ветер, обжигавшие лицо. Все это было так несправедливо! В чем ее преступление? Что она взяла? Немного еды, которой здесь было полным-полно! Книги, владельцы которых были либо слишком богатыми, либо слишком ленивыми или глупыми, чтобы заботиться о том, где их оставляют. Кое-какую одежду из коробок с потерянными или забытыми вещами? Несколько раз заняла пустые места в задних рядах аудиторий, где профессора и без того собирались читать лекции.

Наконец Мэгги вскинула подбородок и широко раскрыла глаза.

— Ладно, — бросила она. — Хватит!

И вынудила себя улыбнуться. Распустить волосы и разметать по плечам.

— Ты выиграл. Я сделаю все, что захочешь.

Она призвала на помощь все свое обаяние, всю сексапильность, которую держала в узде на протяжении этого семестра, и одарила мерзавца улыбкой, такой же влекущей и зазывной, как карамельный завиток на рожке с ванильным мороженым.

— Хочешь попробовать? — спросила она, слыша дрожь в собственном голосе и молясь, чтобы Джош этого не заметил. Чтобы видел только ее тело.

Тот инстинктивно вытер руки о джинсы, и Мэгги с облегчением вздохнула. Значит, получилось!

Вцепившись в лямку рюкзака, она размахнулась и ударила его по лицу. Парень пошатнулся. Она изо всех сил лягнула его в коленку. Джош охнул, согнулся, и Мэгги ринулась прочь.

Слетела с лестницы, протолкнулась в тяжелые стеклянные двери, не обращая внимания на вопли сигнализации за спиной, схватив рюкзак за порванную лямку. В голове не было ни единой мысли, но неги двигались, а в крови пел адреналин. На улице стояла роскошная весенняя ночь. Студенты в шортах и футболках гуляли по тротуарам, сидели под плакучими ивами, перекликались в раскрытые окна. Мэгги чувствовала себя то ли голой, то ли заклейменной, словно невидимая рука повесила на нее табличку: «МНЕ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО».