Пока Мэгги размышляла, две девушки впереди подняли руки, но профессор Клапам их проигнорировала.

— Думаю, — медленно произнесла Мэгги, глядя в блокнот, — она хочет показаться отстраненной. Как будто ей все равно. Вот хотя бы слово, которое она использует. «Суета». Суета — вещь сама по себе ничтожная. Или постоянно повторяющаяся строка «Терять легко. Мы в этом мастера».

По правде сказать, тон этого стихотворения напомнил Мэгги манеру сестры отзываться о себе. Иронически. Иногда даже зло. Как-то они смотрели по телевизору конкурс «Мисс Америка», и она спросила Роуз, какие у нее таланты. Сестра, подумав, очень серьезно ответила:

— Умение правильно припарковаться.

— Она как бы пытается превратить все в шутку. Но к концу…

— Давайте поговорим о схеме рифмовки, — предложила профессор, как будто обращалась ко всей аудитории, но по-прежнему глядя только на Мэгги. — «АБА». «АБА». Стансы из трехстиший, а в конце шестистишие. И что мы видим?

— Бишоп переходит от трехстиший к шестистишию и опять хочет показаться отрешенной, даже равнодушной, вроде бы пытается дистанцироваться от происходящего, но на самом деле думает, что произойдет, когда она действительно потеряет…

— Потеряет что? Или кого? Как по-вашему, речь идет о возлюбленном? Кто этот «ты» в стихотворении? Кстати, вы заметили, что она пишет от лица мужчины?

Мэгги прикусила губы.

— Заметила. Поэтому мне и кажется, что речь все-таки больше идет о потере дорогих людей.

«Сестры, — подумала она. — Матери».

— Может, друга, — сказала она вслух.

— Прекрасно, — объявила профессор, и Мэгги снова вспыхнула. Но на этот раз от удовольствия. — Прекрасно.

С этими словами Клапам снова вернулась к стихотворению, к аудитории, схеме рифмовки и принципам сочинения вилланелл. Но Мэгги почти не слушала. Не могла слушать. Краска так и не схлынула с ее лица. Она, которая никогда не краснела, даже когда пришлось нарядиться в костюм гориллы для подвернувшейся трехдневной работенки в роли поющей телеграммы, сейчас напилась помидорным цветом.

Этой ночью она долго лежала, думая о сестре, гадая, слушала ли Роуз лекции по теории поэзии и поверила бы, что Мэгги, именно Мэгги, лучше всех настоящих студентов разобралась в смысле стихотворения. Сможет ли она когда-нибудь рассказать об этом Роуз?

Мэгги долго ворочалась без сна, пытаясь придумать, как заслужить прощение сестры. Добиться, чтобы Роуз хотя бы заговорила с ней.

Но ярким солнечным утром, отправляясь к Коринне, она опомнилась и пожалела о вчерашнем. Пребывание в Принстоне было не больше чем… как это… промежуточным этапом. Это выражение она услышала не в кампусе, а от Роуз. И сейчас, закрыв глаза, так и видела Роуз, объяснявшую на примере рекламного ролика, прервавшего показ фильма, что промежуточный этап — то, что между основными событиями, и на него не всегда стоит обращать внимание.

И вот теперь Мэгги до того разошлась, что начала отвечать на лекциях. О чем только она думала? Кто-нибудь обязательно приметит ее. Запомнит. И начнет интересоваться, где она живет, в чем специализируется, на каком сейчас курсе…

Возя тряпкой по полам Коринны, и без того сверкающим, Мэгги вдруг подумала: а что, если она хочет разоблачения? Что, если устала быть невидимкой? Она делала что-то… пусть не слишком важное, но все же требующее некоторой отваги, и всей душой жаждала признания. Ее так и подмывало сказать Чарлзу, или Роуз, или еще кому-то, чего она добилась. Как нашла не меньше шести разных мест, где могла принять душ (тренажерный зал Диллона, ванные в библиотеке и в четырех общежитиях, где были сломаны замки). Как определила единственную стиральную машину, работавшую без денег, и единственный автомат по продаже напитков, который безотказно выдавал банку кока-колы, стоило лишь стукнуть по нему в нужном месте.

Она хотела похвастаться, как нашла способ обедать бесплатно: нужно было рано утром прокрасться в раздаточную, одевшись так, словно подрабатываешь здесь: в нелепые кроссовки, джинсы и фуфайку, — и тогда каждый посчитает тебя за свою, решившую перекусить, прежде чем занять место за мармитом или у раковины с посудой.

Она хотела рассказать о четверговых ленчах в международном студенческом центре, где за два доллара можно было получить гигантскую порцию риса с жареными овощами и цыпленком в кокосовом молоке — лучшее блюдо, которое ей когда-либо приходилось пробовать, а чай пах корицей, и она пила с медом чашку за чашкой, изгоняя нестерпимое жжение во рту. Соседи по столу ни о чем ее не спрашивали, потому что в большинстве только что приехали в страну и плохо знали английский, так что дело ограничивалось кивками и застенчивыми улыбками.

Протирая стеклянные шкафы Коринны, Мэгги воображала, как познакомит Чарлза с Роуз и сестра одобрительно кивнет.

«Я в полном порядке, — мысленно говорила она сестре, — тебе не стоит волноваться, у меня все нормально».

И потом она попросит прощения, и… и кто знает?

Может, Роуз сумеет найти кредит на посещение лекций? Может, Мэгги даже сумеет получить степень, если не сбавит темпы? Она успела обнаружить, что, если внимательно вчитываться в текст, даже самые толстые книги не кажутся таким уж кошмаром. И она будет играть ведущие роли во всех пьесах Чарлза, и пошлет сестре билеты на премьеру и какое-нибудь роскошное платье, потому что, Бог свидетель, в этом на Роуз положиться нельзя. Появится в каком-нибудь убожестве вроде широкого свитера с подложенными плечами, в котором похожа на медвежонка, и…

— Привет? — нерешительно произнесла Коринна.

Мэгги от неожиданности подскочила и едва не свалилась со стремянки.

— Привет. Я здесь, наверху. Не слышала, как вы вошли.

— Я хожу на кошачьих лапках. Как туман…

— Карл Сэндберг, — договорила Мэгги.

— Молодец! — кивнула Коринна, проводя пальцами по столешнице и усаживаясь за чисто вытертый обеденный стол. — Как занятия?

— Лучше некуда, — объявила Мэгги и, спрыгнув на пол, сложила стремянку и повесила на крючок в чулане. Все и вправду шло лучше некуда. Если не считать того, что она здесь посторонняя. Если не считать той подлости, что Мэгги сотворила с Роуз, и ощущения, что все усвоенное в колледже не поможет заслужить прощение сестры.

За прошедшую после прогулки с миссис Лефковиц неделю Элла умудрилась многое узнать о старшей внучке и почти ничего о младшей.

— Ох уж эта Роуз, — твердила миссис Лефковиц. — Она повсюду!

И в самом деле, виртуальное пространство было заполнено ссылками на Роуз, от адреса комиссии по отбору лучших учеников в ее средней школе до статьи в «Дейли Принстониен», пространно повествующей о том, как еще во время учебы ее заприметила одна из самых известных юридических фирм Филадельфии. Элла узнала, в какую школу ходила Роуз, в какой области закона специализировалась и даже ее телефонный номер.