Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впереди ехал Шейн на своем черном «мерседесе», снова придавая похоронный вид нашей процессии. Я ехал последним. Так мы и добрались до Рябинового дома в серых предрассветных сумерках. Когда мы уезжали, вороны сидели на проводах и телефонных столбах холма Бельвью, теперь же они расселись в огромных количествах на башнях Рябинового дома, били крыльями и тоскливо стонали.
Мы вышли из машин и двинулись мимо рябин, и я подумал о ягодах и гелиотропе, кровавом камне, который всегда носила Эмили, о том, что эти камни в семью принесли Шейн и Сандра. Попытался припомнить, что Эмили мне об этих камнях рассказывала: опущенные в воду, они делают небо красным, а если их просто сжать в руке, то станешь абсолютно невидимым. Во всех случаях, когда мне доводилось работать с жертвами сексуального насилия, каждый на каком-то этапе признавался, что бывали дни, когда они были полностью невидимыми, что их осознание самих себя было таким хрупким, что никто, по сути, не мог их видеть. Точно так же случались дни, когда они ощущали себя такими низкими, недостойными, нелюбимыми, охваченными ненавистью к самим себе, что у них возникало желание просто исчезнуть с лица земли, стать невидимыми для всех, и в первую очередь для самих себя. Первое, что я заметил в тот последний вечер в Сандре Говард, — на ней везде были эти камни: на пальцах, в ушах, на цепочке на шее. Второе, что я заметил, — ее похудевшее, утомленное лицо, морщины вокруг покрасневших глаз, крепко сжатые губы. Не знаю, удивилась ли она, увидев меня, рассердилась или смирилась, — возможно, она и сама не знала. Волосы туго стянуты назад, зеленое длинное широкое платье, отделанное красным бархатом и затянутое поясом, и джинсы. Она все еще выглядела самой прекрасной женщиной из всех, кого я знал, но теперь ее красота меня пугала — она стала слишком печальной и злой. Я и жалел ее, и боялся за нее.
В доме было темно, свет попадал в ротонду от люстры, висящей на втором этаже. Сандра провела нас по коридору в гостиную, где я уже бывал раньше.
Комната освещалась настольными лампами; она казалась темной и тяжелой из-за мебели красного дерева, кресел с темно-красной обивкой и таких же диванов; даже камин отделан темным деревом. Ковер был зеленого цвета. На креслах и диванных подушках лежали салфеточки. Там стояло пианино с вращающимся стулом, с вышитой подушечкой на сиденье, которое можно было поднять. Внутри лежали ноты из другого времени: «Осенние листья», «Ночь и день», «Когда мы были молоды». Я на мгновение представил себе всю семью Говард, собравшуюся вокруг пианино и поющую вместе. Невозможно даже вообразить, насколько это, вероятно, было тяжело даже вспоминать.
На стенах красовались четыре портрета Джона Говарда, написанных в разные периоды его жизни: между тридцатью годами и шестьюдесятью с хвостиком. В сочетании с зеркалами, висевшими над очагом и на стене напротив, получалось, что, куда бы ты ни глянул, везде видел Джона Говарда. Я понял, что имел в виду коллега Марты О'Коннор, сравнивая его с Дэвидом Нименом: Говард обладал естественной элегантностью, был поджарым и, в сочетании с прекрасным костюмом и предпочитаемым им твидом, он казался образцом классического английского джентльмена. Но его лицу не хватало мягкости и открытости; глазки были маленькими и пронзительными, нос заостренным, губы сжаты в слабую улыбку, говорящую о самодовольстве. Его дети были мало на него похожи, хотя Джерри Далтон обладал теми же резкими чертами. Нет, больше всего на него походил внук Джонатан, сейчас не присутствовавший здесь. Но Деннис Финнеган тем не менее присутствовал. Он поднялся и изобразил приветствие, как в шоу для немых, затем сел снова. На столике рядом с ним лежала стопка бумаг. Я остался стоять у камина. С помощью ухмылки и взмаха красной руки Финнеган попытался усадить меня. Но мне нельзя было садиться. Я потрогал пальцем пистолет, лежащий в кармане, тот самый, отнятый у ныне покойных Рейлли. Я был рад, что он у меня.
Сандра стояла у стула, Шейн сидел на диване. Он поднял с пола стакан и посмотрел на сестру. Она, в свою очередь, взглянула на Денниса Финнегана, который развел руками, как бы говоря: «Пора начинать игру».
— Я надеялась, что мы соберемся только семьей, Шейн, — начала Сандра, избегая встречаться со мной глазами.
— Думается, для этого уже слишком поздно, — ответил тот.
— Думаю, так было всегда, — вставил я.
Сандра глубоко вздохнула и начала:
— Полиция приезжала. Дэвид Мануэль вчера выпал из окна своего дома и разбился. Его дом загорелся. Полиция считает, что это поджог и совершил его Джонатан. Выходит, они всегда подозревали, что он имеет отношение к убийству Дэвида Брэди… и Джессики.
Сандра говорила так, словно ждала, что кто-нибудь начнет уверять ее, будто все, что она говорит, никак не может быть правдой. Даже Деннис Финнеган не смог возразить.
— Одно дело подозревать, другое — доказать с помощью фактов, — вот и все, что он смог сказать.
— Джонатан прошлой ночью заехал к Деннису, — продолжила Сандра.
— Он с трудом разбудил меня, — вступил Финнеган, укоризненно глядя на меня. — Сначала он подумал, что я умер. Ему пришлось вылить мне на лицо воду и как следует потрясти. Как будто меня опоили. Что вы по этому поводу думаете, мистер Лоу?
Я встретился взглядом с Финнеганом и пожал плечами. Если он свяжет меня с жидким экстази, я буду в дерьме по уши. Но я и так был в дерьме по уши. И если у меня все получится, Финнеган не будет самым надежным свидетелем в мире.
— И что он вам поведал?
— Ничего. Он почти сразу снова ушел, но не захотел сказать мне куда. Он показался мне очень взволнованным.
— Наверное, мы что-то можем сделать, — проговорила Сандра. — В смысле они же не могут говорить правду, верно?
— Это Джонатан позвонил и сказал мне, что Джессика спуталась с Дэвидом Брэди, — произнес Шейн. — Полиция проследила звонки. Полагаю, он знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я окончательно потеряю голову, что ворвусь туда и попытаюсь поймать их на месте преступления, а тем временем попаду на видеопленку. Ясное дело, я именно так и поступил. Он пытался свалить это убийство на меня.
— Он также пытался подставить Эмили, — добавил я.
— Я не верю, — заявила Сандра, но голос выдавал ее.
— В то утро Джонатан и Джессике звонил, — сказал я. — Это было обычным делом? Он когда-нибудь звонил ей?
Шейн отрицательно покачал головой.
— Насколько я знаю, нет.
Тут вмешался Деннис Финнеган.
— Я могу пролить некоторый свет на эти события, — заявил он. — Я немного занимался рынком недвижимости. Джонатан по моему поручению осматривал дома — оценивал в смысле потенциала. Я точно знаю, что он побывал в нескольких домах, которые Джессика демонстрировала в последние месяцы.
Невозможно было определить, импровизирует ли Финнеган, защищая пасынка, или говорит правду. Но не успел я прижать его, как вмешался Шейн Говард:
— Ты у нас великий человек насчет всяких хитростей с недвижимостью, так ведь, Денни? Четвертая башня, я правильно понимаю?