Эшли вспыхивает, стискивает кулаки.

Интересно, а хоть кто-нибудь из весёлой компании осознаёт, как некрасиво звучат слова герцога.

Невеста услышала:

— Герцог, то есть вы признаётесь, что искали способ обойти условия договора, заключённого нашими отцами? Как мило. Вы не только нарушали договор, не только унижали меня публичными свиданиями со своей пассией, но и обманывали меня, заверяя в своих искренних чувствах. Кажется, мне стоит вернуть вам ваши недавние письма.

Хм, а невеста нравится мне всё больше и больше, пришла подготовленной.

Она достаёт пачку белых листов без конверта и небрежно бросает герцогу в лицо. Письма разлетаются по полу.

Эшли молниеносно хватает несколько из них, раскрывает.

— Как ты можешь, это мои письма! — герцог пытается выхватить листы из её рук.

Эшли отпускает. Она успела прочесть главное:

— «Милая», «Люблю тебя всем сердцем»?! Ты мне лгал!

— Нет же.

Невеста, теперь уже бывшая, теряет интерес к происходящему, отворачивается. К выходу она идёт как королева, с высоко поднятой головой и мягкой ничего не значащей улыбкой на губах. Официант по моему знаку останавливает леди и подаёт ей бумажный пакет с пышкой безе и картонный, да у нас есть и кофе на вынос, стаканчик фирменного латте:

— Комплимент от хозяйки, — поясняет парень и, поклонившись, отходит.

Леди слегка наклоняет голову, встречается со мной взглядом, и мы обмениваемся кивками.

— Ани! — герцог зачем-то пытается её удержать.

— «Ани»?! — у Эшли сдают нервы.

У герцога тоже. Перекосившись от злости, он рявкает:

— Да, Ани! Из-за тебя я только что потерял рудники, демоны тебя побери!

— Вот так ты меня любишь? Я разрываю с тобой всяческие отношения, мне не нужна компенсация!

Взмахнув рукой, Эшли быстрым шагом направляется прочь. И герцог её не удерживает. Чуть успокоившись, он презрительно бросает:

— Барон, все слышали. Ваша совершеннолетняя дочь отказалась от компенсации и любых со мной отношений.

Герцог явно собирается уйти, но я его останавливаю:

— Достопочтенный, счёт.

Тихо ругнувшись, герцог следует за подскочившим к нему официантом.

Я же переключаюсь на финал семейной драмы: барон гонится за Эшли, не стесняясь зрителей, поносит свою дочь на чём свет стоит, обвиняет в распущенности и неблагодарности. А на террасе за ними с упоением наблюдает Ася

Прищурившись, я подхожу:

— Разве я не говорила, что моя территория не для разборок?

— Но хорошо же получилось? Больше я не доставлю хлопот, синьоирна Катц.

— Уж будьте любезны, леди Жой.

Ася лучезарно улыбается:

— Удачи, синьорина. Прощайте.

— Взаимно, и вам удачи, леди. Прощайте.

Ася оставляет на столике щедрые чаевые и уходит, а я возвращаюсь в кафе.

Меня ждёт накрытый официантом стол. Но дойти я не успеваю.

Барон, то ли окончательно разругавшись с Эшли, то ли решив отложить скандал, вернулся в кафе.

— Дочь!

Я игнорирую обращение, притворяюсь глухой и слепой. Намёк настолько «жирный», что не понять его невозможно, однако барон упорно прёт вперёд, на плечо опускается его тяжёлая рука. Я чудом сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть. Изумительное бесстыдство…

— Простите, — я рывком разворачиваюсь, тем самым сбрасываю его ладонь и разрываю дистанцию — но фамильярность в моём кафе недопустима.

Моя отповедь приводит барона в бешенство, но он сдерживается, кидает взгляд на Вредика и окончательно успокаивается, даже находит моральные силы улыбнуться:

— Ася, дочка…

— Простите, это какое-то недоразумение. Я синьорина Катц, никак не могу быть вашей дочерью.

— Ася, я понимаю, что ты сердишься на моё решение. Признаю, я отреагировал излишне бурно. Но я беспокоился о тебе! Ася, ты всегда хотела превзойти Эшли, и ты это сделала. Ты станешь леди, я сегодня же подам документы…

— Барон, пожалуйста, не утруждайте себя. Лучше пришлите счёт, во что вам обошлось моё содержание. Я возмещу все убытки. Вряд ли они превысят тысячу-полторы дублонов.

Барон багровеет, глаза наливаются кровью. Чёрт, надеюсь, его удар не хватит? Было бы нехорошо для репутации кафе…

— Ты!

— Барон, привилегии аристократа не дают вам права хамить. Более того, я не потерплю, чтобы с моей невестой общались в подобном тоне. Вам лучше уйти.

Ян оттесняет барона, подаёт мне руку, игнорирует потрясённые взгляды постоянных клиенток, их перешёптывания. Они-то были убеждены, что он простой официант. Ха, Ян самый популярный среди официантов. И вдруг такое преображение, наибольшее впечатление производят горящие зелёным светом глаза.

Галантно отодвинув стул, Ян помогает мне сесть.

Барон стоит посреди зала нелепым столбом, кипит от гнева, но против Яна пойти не решается.

— Ты ещё пожалеешь, Ася, — он разворачивается и, наконец, уходит.

Я дожидаюсь, когда он выйдет и хмыкаю ему вслед:

— Я Тали.

Свадебный аккорд

Присев на корточки, я подманиваю Вредика, но тот ни в какую не хочет вылезать из-под дивана. Ещё бы, он вольный дивный дух, а я пытаюсь повязать ему на шею пышный бант. Вредик вредничает. Можно, конечно, позвать слуг и распорядиться поднять диван, но…

— Вылезай.

— Фр-ря?

— Кто наши с Яном ауры подтолкнул к слиянию?

Вредик подгибает переднюю лапку и почти идеально копирует Сводю:

— Фью.

— Хочешь сказать, что это всё дело лапок Своди?

— Мру!

— Больше десяти дней до её появления не ты мешал ауре Яна очиститься?

— Мр-ру?

— Вылезай. Раз начал нас женить, доводи до конца, а не бросай на полпути.

— Фру? — изумляется Вредик, но из-под дивана выбирается.

Я поднимаю его на руки, пересаживаю на стол. Вредик ворчит и возмущённо фыркает, однако нацепить на себя кремовый бант с серебряной каймой позволяет. Бант чуть ли не с Вредика размером, и я догадываюсь, что Вредику в нём не просто непривычно, а довольно трудно. Но сегодня мой день: день моей свадьбы и день моей вредности. Дивный дух тяжко вздыхает, пытаясь воззвать к моей совести.

— Тебе идёт, — хмыкаю я.

— Мря…

В дверь раздаётся стук:

— Тали, ты готова?

— Да, дедушка!

По традиции невеста встречается с женихом в храме, куда её привозит отец, глава семьи или старший родственник. Меня сопроводит синьор Катц. Получив моё разрешение, он входит. В честь свадьбы дедушка облачился в парадный костюм. Если бы не седина и морщины, он бы выглядел мужчиной в самом расцвете, но… Синьор Катц пристально смотрит на меня, улыбается, а в уголках его глаз скапливается влага, и он признаётся: