и даже убийства. Либо поезжай и осваивай бразильскую сельву, добывай гевею, выращивай кофе, какао, бобы, маис и будь полковником. Как сами понимаете, лучше выбрать отъезд в пусть неизвестность и быть полковником, чем тюрьма, виселица или плаха. Стародавние власти тоже не церемонились со своими инакомыслящими, диссидентами. Многие неудачники стали в новой колонии миллионерами и, как всякие нувориши, «новые бразильцы» пускали вновь прибывшим переселенцам дым в глаза, причем в прямом смысле этого слова: раскуривали сигары при помощи купюр крупного достоинства. Особенно преуспела в этом первая волна приезжих, имевших какой-никакой первоначальный капитал, прикупивших рабов и освоивших огромные и лучшие площади для выращивания кофе и плантации для сбора сока гевеи. Это тоже было золото, т.к. только Бразилия аж до 1911 г. была полной хозяйкой каучуконосных деревьев. Вот и посчитаем: золотые россыпи, шахты с драгоценными и полудрагоценными камнями – алмазы, изумруды, аметисты, аквамарины, сапфиры, опалы, бирюза, хрусталь, турмалины и другие, названий которых я даже не знаю. Далее: хлопок, сахарный тростник, каучук, кофе, какао, добыча розового, красного дерева и жакаранды – железного дерева – плюс бесплатная рабочая сила. Да, тут было чем заняться деловому человеку, а переселенцы-мигранты люди всегда более предприимчивые, им просто некуда деться. Тем более конкурентов им в коммерческом бизнесе среди местного населения не было.

Большинство же из них, все равно, как бы они не подчищали свою родословную, имели корни весьма и весьма подозрительные и мутные. Прошлое аристократических семей Бразилии, кичащихся своими предками, очень сомнительное. Все туманно, господа, очень туманно…

Достоинство их только в том разве только, что они креолы, белые. Кстати, насчет «белизны»… Кожа португальцев совсем не скандинавского, например, или славянского цвета. А у славян кожа действительно очень светлого, даже с розоватым оттенком цвета, так называемая «кровь с молоком» (ужасное определение!). У португальцев же она имеет такой несколько желтовато-охряной оттенок, скорее его можно назвать цветом «слоновой кости». Безусловно, благородный аристократичный цвет. И они им, несомненно, гордились.

Но за двухсотлетнюю историю голубая, то бишь цвета «слоновой кости», кровь колонистов очень и очень разбавилась, как они ни противились, кровью африканских рабов, индейских аборигенов, пиратов всех европейских национальностей, французских, английских и арабских моряков. Нация сформировалась в результате тесного контакта трех рас: мулат – потомок белого и негра, метис – белый плюс индеец, самбо – негр и индеец. Выковалась новая «бразильская» нация, которая от смешения рас и народов только выиграла: стала красивее, крепче чисто в физическом смысле слова, повысились деторождаемость и иммунитет. Чистокровных белых в Бразилии почти нет. В аристократической изысканной бледности нет-нет да и проступит вдруг то провокационная африканская смуглота, недвусмысленная неоформленность носа и толстогубость, то излишняя тонкость арабско-французско-креольских черт. Ну, в крайнем случае, просто загар. В конце концов, здесь не принято, не модно быть бледной немочью. А корни у бразильцев очень и очень многочисленные, и спутавшиеся. Так что история переписывается частенько и не только у них: акценты переставляются, белое становится черным и наоборот.

Для общего представления о Бразилии я прочитала в переводе, конечно, и некоторые немногочисленные стихотворения Гонзаги, которые могла найти, очень пасторальные строки в духе пастушеских серенад: «томны очи», «тонкий стан», «косы темны», «пышно роза расцвела», «стон и слезы безнадежны» и т.д…, в современном понятии «любовь-морковь». Наверное, в той современности они звучали к месту и менее манерно – каждому овощу свое время. Предполагали, что многие из них перевел Пушкин. Сначала я засомневалась, откуда Александр наш свет Сергеевич знал португальский язык? При дальнейшем прочтении оказалось, что оригиналом служил французский перевод, а вовсе не перевод Пушкина с португальского. Читайте, сеньора Гала, первоисточники и для этого учите, учите язык.

Очень помпезный конный памятник посвящен старшему сыну португальского короля. Он в 1826 г. объявил португальскую колонию империей, а себя императором независимой Бразилии. Это произошло, когда его отец вернулся в Лиссабон из Рио-де-Жанейро, в котором пребывал во время наполеоновских войн, от греха подальше переждавший в своей колонии смутные времена французского нашествия.

Этот император в истории Бразилии почитаем, т.к. тоже был за независимость своей новой Родины. Он незатейливо именовался Педро Примейро, т.е. Петром Первым. Однако в своей генеалогии первый бразильский Педро имел немного-немало около двадцати имен: дон Педро де Алкантара Франсиско Антонио Жоао Карлос Шавьер де Пауло Мигель Рафаэль Жоакин Жозе Гонзаго Паскоал Сиприано Серафим де Браганза и Бурбон. Уф!

Латиноамериканцы, верящие, что длинное имя определяет судьбу человека, предсказывает счастье и богатство, дают своим детям долгопротяженные и пышные имена. Впрочем, длинноты в именах появляются еще и потому, что к имени ребенка добавляется не только имя отца, как принято у нас, но и имя матери, причем на первом месте. Чем длиннее и аристократичнее род испанца, тем труднее и дольше выговаривается его полное имя.

Памятник Педро Примейро (просто необходимо напоминать его порядковый номер, а то «мало ли донов Педров в Бразилии») появился в 1862 г. по поводу провозглашения независимости от португальской короны. Бразилия чтит эту дату и отмечает 7 Сентября – национальный праздник – День Независимости. Сам же император независимость и провозгласил. Этакий революционер королевской фамилии! Сидя верхом на коне, восклицает он, судя по надписи на памятнике: «Независимость или смерть!»

Как видно этот призыв просматривался в истории во все века и времена. Вожди и различные лидеры не утруждали себя поиском других, более оригинальных лозунгов.

В городе много красивых и интересных по своей конфигурации монументов, большинство – это различные героические лидеры и полководцы и непременно на лошадях.

Запоминается также величественный, уже более современный, мемориал воздвигнутый на берегу залива Гуанабара в центре парка Фламенго в память двум тысячам воинов погибшим в Северной Африке и на море во Второй мировой войне. Конечно, это не двадцать миллионов советских людей, погибших в Великую Отечественную, но все герои имеют право на память потомков, ибо без прошлого нет и будущего. А бразильцы уважают и помнят своих героев! Кстати, Бразилия – единственная страна из стран Южной Америки приняла участие в военных действиях и то, только после того, как немецкие подлодки потопили пять бразильских судов. Военные действия вели бразильцы на севере Африки.

Тогдашний президент Бразилии Жетулиу Варгас поначалу симпатизировал фашистскому режиму в Германии и Италии.

Итак, монумент погибшим воинам… Примерно на трехметровой высоте на мощных бетонных столбах лежит громадная платформа. На правой её стороне установлена скульптурная группа: летчик, моряк, пехотинец. Выбита надпись: «Бразилия – своему неизвестному солдату». Под платформой с левой стороны находится Музей истории второй мировой войны, справа –