Орлов вытащил из бумажника визитку, протянул Евгению Степановичу.

– Здесь и телефон, и адрес. Буду рад знакомству.

Конечно, знакомству он рад не будет, и никакой Фаррел-младший ему не нужен. Снова придется врать, врать, врать… Но ни одной уважительной причины для отказа от контактов с внуком Сандры Рыбаковой Александр Иванович Орлов придумать не смог.

Квартирная хозяйка Елена Денисовна оказалась человеком деликатным и никаких вопросов Орлову не задавала, вполне удовлетворившись сказанными накануне словами о том, что он приехал по семейным делам. Однако услышанное от Муромова направило мысли Александра Ивановича в определенном направлении. Какой-то американец хотел построить в городе небольшой отель… Уж не Фаррел ли?

– Он самый, – подтвердила хозяйка. – Имени не знаю, но это точно тот, кто заставил нашу администрацию памятник врачам поставить. Он когда в первый раз приехал – никак не мог себе жилье найти, чтобы было удобно и прилично, так его на райкомовской даче поселили. Вот тогда он и решил, что нам отель нужен. Ну, с нашими порядками на одних только взятках разориться можно, он и отказался. А потом бандиты всякие наезжать начнут, как теперь принято. Конечно, неприятно, что нравы наши отпугивают весь мир, но нам, пенсионерам, только на руку, что приезжим негде селиться, – повторила Елена Денисовна то, что уже говорила вчера.

Результатом ее утреннего похода «на базар» оказался изумительного вкуса грибной суп с перловкой и тушеная говядина. Поблагодарив Елену Денисовну за трапезу, Орлов ушел в свою комнату и прилег на подозрительно скрипящий диван. Когда-то очень давно, еще студентом-первокурсником, когда он был Михаилом Штейнбергом, он читал одну из любимых книг отца – «Очерки гнойной хирургии» Войно-Ясенецкого. И строки из трудов именно этого знаменитого хирурга он увидел сегодня на памятнике Ольге Александровне Орловой, молодой женщине, матери маленького сына, не дожившей до тридцати лет и погибшей во имя своей профессии. А он? Что он сделал? Предал все, что только смог предать: своих предков, свою семью, память, свои мечты стать врачом, самого себя. Вся его семья была расстреляна только потому, что отец не захотел оставить тяжелых нетранспортабельных больных. Иосиф Ефимович Штейнберг был Врачом, именно так, с заглавной буквы. Руфина Азиковна могла уехать в эвакуацию без мужа, увезти детей, но она осталась, потому что для нее понятие «семья» было священным и тоже писалось с заглавной буквы. Если выжить, то всем. Если умирать, то вместе.

А их сын на все это наплевал и прожил жизнь с русской фамилией.

Даже когда умирала Люсенька, Орлову не было так тяжко, как в эти несколько часов, которые он провел, лежа в темноте на стареньком диванчике. Его одолевали мысли – одна чернее другой. За стенкой негромко работал телевизор: Елена Денисовна смотрела какой-то фильм. Когда звуки смолкли, Орлов вышел и осторожно постучался в комнату хозяйки.

– Я вас не потревожу, если вернусь поздно? – спросил Александр Иванович.

– Вы уходите? – удивилась та. – Уже почти одиннадцать.

– Хочу прогуляться, подышать воздухом, иначе не смогу заснуть.

– Вы не беспокойтесь, – улыбнулась женщина, – возвращайтесь, когда захотите. Скорее всего я и вовсе еще спать не буду, я ведь ложусь поздно, а встаю чуть свет, бессонница у меня.

Орлов тщательно собрался, несколько раз перебирая в голове последовательность действий и прикидывая, все ли имеется, что может понадобиться. Упаковал все в сумку, перекинул ремень через плечо и вышел в темноту. С уличным освещением в поселке было совсем плохо, приходилось ориентироваться только по свету из окон, но дорогу Орлов запомнил, да она и несложная.

Сквер тонул во мраке. Ни одного фонаря не было. Несколько раз Орлов ступал в лужи, которые днем, при свете, удавалось обходить стороной, промочил ноги, но не обратил внимания. У него была цель. И цель эта уже совсем близка.

Вот и мемориал. Ночью все три камня казались одного цвета. Орлов снял перчатки, снова медленно провел пальцами по выгравированной надписи, задержавшись на слове «Орлова». В какой-то момент ему почудилось, что в слове нет последней буквы «а» и это памятник на его собственной могиле. Но наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Достав из сумки складной широкий нож, Александр Иванович присел на корточки и принялся выкапывать ямку под краем гранитной плиты. Земля была еще мерзлой и поддавалась плохо, но он в конце концов справился. Дрожащими руками вынул из пакета часы, кольцо и записку. Что он делает? Зачем? Он что, сошел с ума?

Он должен это сделать. Если в книгах Рувима Наумовича есть хотя бы одно слово правды, то он должен. Прах к праху.

Завернув то, что привезла ему Анна Юрьевна Коковницына, в маленький полиэтиленовый пакетик, Орлов положил его в ямку, засыпал землей, тщательно утрамбовал. Вот и все. То, что принадлежало роду Гнедичей-Раевских, вернулось к своим законным хозяевам.

С трудом разогнув затекшую спину, Александр Иванович расстелил большой кусок полиэтилена на площадке перед черным камнем, сел и снова прикоснулся к памятнику.

– Простите меня, Ольга Александровна, – шепотом заговорил он. – Простите, что не смог спасти вашего сына, хотя и очень старался. Простите, что украл его имя и его жизнь. Но я сделал все от меня зависящее, чтобы не опорочить эту жизнь. Я жил честно, насколько это вообще возможно, учитывая мой обман. Я так и не узнал, что же произошло в вашей семье и почему эти предметы оказались у Коковницыных, но теперь они снова у вас. Вам не о чем больше волноваться, Ольга Александровна. Покойтесь с миром.

Ему показалось, что ледяной камень под пальцами стал не просто теплым – горячим. «Как услужливо восприятие, – подумал Орлов. – Всегда готово тебя обмануть. А ты и рад обманываться…»

* * *

Автобус отходил от автовокзала в час дня. Позавтракав, Александр Иванович выяснил у хозяйки, где можно купить цветы. Ему хотелось найти лилии. Чтобы получилось, как в той песне Шуберта, которую Сане Орлову пела мать вместо колыбельной:

Но лилий на прилавке, конечно же, не оказалось. Пришлось выбирать из того, что есть. Купил огромный букет, дошел до сквера, положил цветы перед памятником Ольге Орловой, постоял несколько минут, склонив голову, после чего вернулся на квартиру, чтобы взять вещи. У него оставалось еще немного времени, вполне достаточно, чтобы дойти до музея и проститься с Муромовым.

– Уже уезжаете? – с сожалением произнес директор. – Вы говорили «день-два», я думал, вы еще побудете, в музей придете, я бы вам местные легенды рассказал… Я вчера позвонил Эдди, он очень обрадовался, что вы нашлись и что посетили наш мемориал! Собирается в самое ближайшее время прилететь в Москву, чтобы лично познакомиться.

«Только этого мне не хватало», – с досадой подумал Орлов. Но вслух сказал, разумеется, нечто совсем иное, более приличествующее ситуации.

Дорога домой прошла незаметно: при любой возможности, едва удавалось присесть, Александр Иванович засыпал. Он даже не подозревал, насколько устал за последние годы. Войдя в московскую квартиру, он в полубессознательном состоянии принял душ и рухнул в постель, после чего проспал без малого сутки.