бы ты найти для него другое занятие? Клерк или что-нибудь в этом роде? Какую-нибудь тупую профессию.

Было так, как будто кто-то вскрыл его грудную клетку и стиснул сердце в руках. Тупица, тупица, тупица, думал он. Верблюды превратились в ничто. Яркие фургоны выцвели и сгнили. Остался лишь кукольный офис с высоким окошком и кипы бумаг, ожидавших его руки, чтобы заполнить их. Горизонт сократился до размера часов, тикающих на стене, узкого прохода между кабинетами. Он задохнулся и отступил назад.

Дэш займет его место в цирковом шоу.

Стены превратились в труху, дома заброшены, дыры от мортирных ядер зияли в каменной кладке. Сама земля была разбита и исковеркана. Даже голубое небо было перечеркнуто дымными следами.

Они не видели его, когда шли по улице, когда Джаспер нырнул в дом, а Дэш направился дальше с винтовкой, хлопавшей его по боку. Тоби старался подражать этой небрежной походке и непринужденным позам. Он старался увидеть город глазами Дэша, глазами мертвецов, валявшихся в пыли, как раздавленные мухи.

Джаспер вышел из дома, и Тоби последовал за ним к лестнице, через кучу каменных обломков. Они обернулись и увидели его. Что он заметил на лице Дэша: тень раздражения или обреченности?

Тоби мог уйти, но это означало, что он был бы вынужден признать себя никем и ничем. Поэтому он продолжал идти с опущенной головой, тяжело топая по камням. Он не мог смириться с тем, что его место было узурпировано и что они не хотели его видеть; если он будет тащиться за ними до самого конца, им придется принять его в свою компанию. На вершине полуразрушенной зубчатой стены валялись брошенные винтовки. Зияющий провал, голубое небо и холм Кэткарта на горизонте. Дэш подбоченился.

– Трофеи принадлежат победителю[28], – сказал Дэш. – Думаешь, Стелла сможет увидеть нас отсюда?

Он обвел местность широким жестом руки.

Тоби попытался снова увидеть окружающее глазами Дэша, обозреть пейзаж с точки зрения победителя. Тысячи жизней, принесенных в жертву за этот ничтожный клочок территории, – хорошая причина для торжества! Он покачал головой. Они лезли дальше, когда Дэш вдруг поскользнулся на щебнистой осыпи, и сердце Тоби гулко забилось в груди.

– Почти пропал, – со смехом сказал Дэш. Камни полетели через край и приземлились через несколько секунд с глухим стуком.

– Смотри под ноги, – добавил Дэш, но было ясно, что он обращался только к Джасперу. Судьба Тоби его не заботила.

Тупица, думал он. Тупица, тупица.

Тоби заметил свое отражение в луже и представил себя Дэшем, который оглядывается на него. Безобразная туша, которая волочится позади и липнет к ним, как дурной запах. Он воображал самые худшие вещи, которые Дэш мог подумать о нем, как он потешался над ним вместе с другими солдатами.

Почему он не оставит нас в покое? Нас уже тошнит от него, разве он не понимает?

Голос Дэша рикошетом отдавался в его голове: глубокий тембр и легкий нажим в конце фразы, как бы в ожидании смеха.

Лучше уж хромая кобыла, чем его общество. Тупое чудище.

Забавно, что он мог видеть, как эти слова вылетают из уст Дэша, как будто тот на самом деле произносил их.

Он такой же скучный, как приходской священник дождливым воскресным утром…

Он воображает одобрительные крики. Дэш хохочет и хлопает себя по бедру.

А я тебе говорил, что он хочет стать владельцем цирка? Этот тупица сам по себе цирковой номер!

Он слышит громогласный смех.

Он годится только на то, чтобы ты натянул на него серую холстину и назвал своим слоном.

Тоби следовал за ним, спотыкаясь на камнях и прерывисто дыша. Он видел, как они вспарывают карманы мертвого русского солдата и рассовывают трофеи по сумкам. Они поднялись над бойницами, и Тоби карабкался следом за ними, страдая от головокружения. Поле боя раскинулось перед ними, горелая трава была испещрена воронками от снарядов, мертвецы были разбросаны, как мусор после неудачного пикника. Здесь подстерегала опасность: мортиры основательно разбомбили каменные стены и они могли рухнуть от легчайшего прикосновения. Дэш вспрыгнул на край и покачался на цыпочках, как канатоходец, раскинув руки. Он вскинул подбородок и закрыл глаза.

– Не будь дураком, – сказал Джаспер. – Отойди оттуда.

Или… Или… Он годен только на то, чтобы мы захомутали его, и он тащил бы наш караван из города в город.

Тоби застонал, будто слова были реальны, ему хотелось от них отгородиться. Он представлял, как смеется его брат, – сначала принужденно, а потом все громче, признавая правду слов Дэша.

Только представь его выступление! Я бы предпочел, чтобы лондонский олдермен двенадцать часов подряд читал «Отче наш» на латыни, тому, чтобы пять минут смотреть на его ужимки на арене.

Дэш помедлил, словно монарх, обозревающий свое царство. Это было несправедливо. Ребяческая и презренная мысль, но у Тоби навернулись слезы на глаза. Дэш полагал, что мир был пиршественным столом, накрытым перед ним, что он мог взять и выбросить Тоби, словно гнилой плод. Так оно и было: Джаспер предпочел Дэша и беззаботно отодвинул в сторону своего брата.

Или арлекином, арлекином: дайте ему трехрогий колпак с бубенцами, гуся и связку сосисок – и деньги потекут рекой. Он войдет в эту роль, как будто родился таким…

Наверное, это была неосторожность. Наверное, это были слезы, ослепившие его и помешавшие увидеть каменный выступ на высоте его лодыжки. Тоби не знал тогда, как не знает и теперь. Он шагнул вперед и наткнулся на выступ, который он не заметил. Он думал, что не заметил. А потом он упал вперед, вытянув руки перед собой. Почему угол его падения был выбран так точно, почему его руки уперлись в спину Дэша? Тот не заколебался на краю, не закричал и не замахал руками. В один миг он был там, а в следующий его не было.

Наступил странный момент растянутого мгновения, когда кричала птица, солнце продолжало сиять, а Тоби ощущал внутри тихую радость. Сказки, которые он читал в детстве, часто заканчивались смертью злодея. Восстановлением гармонии. Недавние слова Джаспера бумерангом вернулись к Тоби.

Я могу называть Дэша отличным парнем и добрым другом, а жена солдата, которого он застрелил, назовет его чудовищем.

С точки зрения Стеллы, мог ли Тоби быть чудовищем, заслуживающим наказания? Но что он мог с этим поделать? Отчаяние довело до этого, лишило его сострадания.

Глухой стук тела, разбившегося на камнях под стеной, прерванная жизнь. Тоби лежал на земле; острые камешки впивались в его ладони, штаны порвались на колене.

Он не мог этого сделать. Человек не может быть живым, а в следующее мгновение оказаться мертвым только из-за него. Просто невозможно. Он всего лишь сторонний наблюдатель, правда? Его жизнь не касалась никого.

Лиловый ирис, выросший среди камней, купался в золотистом свете. Скворец посвистывал в древесной кроне, скрипели сверчки. А он не мог заставить себя посмотреть в лицо брату. Не мог вынести ужас, запечатленный на нем, не хотел знать демона, в которого он превратился.

В шатре скрипки заводят мелодию, которую Нелл слышала уже не раз, когда поднималась под воздушным шаром. Должно