– Разумеется.

– Радист говорит, что ей требуется капитальный ремонт, но, во всяком случае, теперь она снова действует.

Дон взял водер и направился к корме. Дракон, казалось, спал. Потом один его глаз повернулся к Дону, и Сэр Исаак просвистел приветствие.

– Вот ваша коробка, – сообщил Дон. – Вам ее пристегнуть?

Сэр Исаак вежливо отказался. Дон вложил прибор в суетливые щупальца, и дракон пристроил его как надо. Затем он пробежался по клавишам, проверяя прибор, и тот закрякал, как стая испуганных уток. Дракон остался доволен и заговорил по-английски:

– Мои долги перед вами приумножились.

– Ну что вы, – ответил Дон. – Просто двумя палубами выше я встретил помощника капитана, и он попросил меня заодно занести ваш прибор.

– Я имею в виду не этот искусственный голос, а вашу своевременную помощь, когда я почувствовал сильное недомогание и пребывал в опасности. Без вашей сообразительности, без вашей готовности разделить ил с незнакомым чужеземцем и, между прочим, без вашего знания «истинной речи» я мог бы лишиться шанса дожить до счастливой смерти.

– Да чешуя все это! – ответил Дон, чувствуя себя немного польщенным. – Мне ж это ничего не стоило.

Он заметил, что речь дракона была замедленной и слегка невнятной, как будто его щупальца утратили свою обычную ловкость. Кроме того, речь Сэра Исаака была построена донельзя правильно и еще больше расцвечена кокни. Водер как попало смешивал придыхательные согласные, превращая «т» в «ф».

Дон был уверен, что землянин, учивший Сэра Исаака говорить, – истинный лондонец-кокни, с рождения слышавший колокола Сент-Мари-ле-Боу[36].

Еще Дон заметил, что его приятель никак не может решить, каким из глаз на него смотреть. Сэр Исаак обращал их к Дону один за другим, словно пытаясь отыскать тот, который видит наиболее ясно. Возможно, подумал Дон, Сэр Исаак неверно рассчитал лечебную дозу.

– Позвольте мне, – продолжал венерианин все с тем же тяжеловесным достоинством, – самому судить о важности оказанной вами услуги.

Он сменил тему разговора:

– Это слово «чешуя»… Не могу понять, в каком смысле вы его употребляете. Вы имеете в виду твердые покровные пластинки некоторых животных?

Дон попробовал объяснить, как мало и как много может означать слово «чешуя». Дракон поразмыслил и отстучал на клавиатуре ответ:

– Полагаю, я уловил толику смысла. Семантическое наполнение этого слова скорее эмоциональное и непостоянное, нежели упорядоченное и дескриптивное[37]. Его референтом является состояние духа человека, правильно?

– Вот именно, – радостно ответил Дон. – Это слово может означать все, что угодно. Все зависит от того, как вы его произносите.

– Чешуя, – попробовал выговорить дракон. – Чешуя. Кажется, я начинаю чувствовать его вкус. Восхитительное слово. Чешуя. Тонкие нюансы языка нужно постигать при помощи живых носителей оного, – продолжал он. – Быть может, я сумею отплатить вам за услугу, ознакомив вас с маленькими премудростями наречия моего народа, которым вы уже владеете с великим искусством? Чешуя.

Это укрепило Дона в подозрении, что его собственный свист стал настолько омерзительным, что годится только для покупки попкорна, а не для настоящего общения.

– Я, конечно, был бы рад освежить свое знание языка, – ответил он. – Мне уже много лет не доводилось говорить на «истинной речи», не то что в детстве. Меня учил историк, работавший вместе с моим отцом в развалинах… – Дон просвистел название. – Быть может, вы с ним знакомы? Его зовут Профессор Чарльз Дарвин. – И он просвистел подлинное имя венерианского ученого вдобавок к земному.

– Он мой брат. Его десятиюродная бабушка и моя восьмиюродная бабушка были одним яйцом. Чешуя! – И дракон добавил: – Он хоть и молод, но весьма образован.

Услышав, как Профессора Чарльза Дарвина называют юнцом, Дон был слегка ошеломлен. В детстве он считал Профессора чуть ли не ровесником тех самых руин. Ему пришлось напомнить себе, что Сэр Исаак, возможно, смотрит на вещи по-другому.

– Вот здорово! – сказал Дон. – А может, вы знали тогда и моих родителей? Доктора Джонаса Харви и доктора Синтию Харви?

Дракон уставился на него во все глаза:

– Так вы – их яйцо? Я не имел чести встречаться с ними лично, но все цивилизованные особи знают о них и об их работе. Более я не удивляюсь вашей собственной незаурядности. Чешуя!

Дон был и смущен, и доволен. Не зная, что сказать, он предложил Сэру Исааку немного поднатаскать его в «истинной речи», и дракон с охотой взялся за дело. Этим они и занимались, когда раздался предупредительный сигнал и голос из рубки управления пропел:

– Ускорение! Пристегнуть ремни! Приготовиться к коррекции курса.

Дон оттолкнулся от бронированных боков своего друга и вернулся к себе в койку. Устроившись, спросил:

– С вами все будет в порядке?

Дракон издал звук, который показался Дону икотой, и набрал на клавиатуре:

– Я в этом уверен. На сей раз я укреплен.

– Надеюсь. Вот что, может, я позабочусь о вашем водере? Не хотите же вы его опять раздавить.

– Если вам угодно, пожалуйста.

Дон снова вернулся к дракону, взял водер и прикрепил его к своим сумкам. Он едва успел пристегнуть ремни, когда навалилась первая волна перегрузок. На этот раз все прошло легче, чем при взлете с Земли: и гравитация была не такая сильная, и ускорение длилось не так уж долго, ведь корабль не преодолевал гигантского притяжения планеты, а только корректировал траекторию, выравнивая свою эллиптическую орбиту, чтобы согласовать ее конечный участок с круговой орбитой «Околоземной», узловой космической станции, к которой они направлялись.

Капитан дал двигателями один долгий и мощный толчок, потом выждал и повторил ускорение – два раза, но понемножку. Дон заметил, что обратного импульса не понадобилось, и одобрительно кивнул: пилотаж что надо! Капитан знал свое дело. Из динамика донеслось певучее:

– Есть стыковка! Можно расстегнуть ремни. Приготовиться к высадке.

Дон вернул Сэру Исааку водер, а потом потерял венерианина из виду, потому что дракона снова должны были оттащить на корму и извлечь через грузовой люк. Дон попрощался с ним свистом и двинулся к носу корабля, таща за собой сумки. Он должен был сойти с корабля по пассажирскому трапу.

Станция «Околоземная» висела в небе беспорядочной грудой. В течение долгих лет ее строили, перестраивали, достраивали и обустраивали для выполнения десятка разных задач. Это была метеостанция, астрономическая обсерватория, станция наблюдения за метеорными потоками, телевизионный ретранслятор, станция наведения управляемых ракет, глубоковакуумная физическая лаборатория, стерильная бактериологическая станция для проведения экспериментов в условиях невесомости и еще невесть что.