– Полиция штата! – громкий голос за дверью. – У нас ордер на арест Элизабет Блэк! Открывайте!

Ченнинг отпрянула от окна, но ее успели заметить.

– Движение! Слева!

В окно тут же нацелилось несколько стволов.

– Полиция штата! Последнее предупреждение!

Ченнинг нырнула вбок, заметив людей на крыльце. В шлемах, бронежилетах, черных перчатках. Один из них держал наготове кувалду.

– Ломай!

Тот, что постарше, ткнул пальцем в замок, и Ченнинг взвизгнула, когда кувалда врезалась в дверь. Будто бомба взорвалась, но дверь устояла.

– Давай еще!

На сей раз рама перекосилась, и она увидела, как блеснул металл. За молотобойцем шеренгой стояли шестеро, словно солдаты, держа пальцы на спусковых крючках. Пожилой кивнул, и кувалда ударила в третий раз, выламывая дверь из косяка.

– Быстро! Быстро! Быстро!

Ченнинг ощутила, как в прихожую врываются люди, но уже и сама двигалась с максимально возможной быстротой. Схватила телефон и со всех ног помчалась влево.

– Движение! В коридоре!

Кто-то истошно завопил: «Стоять!!!», но она не остановилась. Проехавшись на пятках, влетела в ванную; захлопнула за собой дверь, задвинула шпингалет. Перед тем, как взломать и эту дверь, они осмотрят дом, но дом совсем маленький, и она сразу набрала номер.

Один гудок.

Два.

Ченнинг просто кожей ощущала людей, столпившихся в тесном коридоре. Полная неподвижность, молчание.

«Пожалуйста, ну пожалуйста…»

Из трубки послышался третий гудок, и Ченнинг услышала щелчок. Начала было открывать рот, но тут дверь словно взорвалась, и мир вокруг моментально превратился в дикую мешанину обнаженных стволов, разгоряченных мужчин и истошных воплей.

* * *

Как ни гнала Элизабет до этого, но теперь, свернув с раздолбанной шоссейки на автомагистраль штата, превысила просто-таки все мыслимые скоростные пределы. Попутные машины так и проскакивали мимо, когда стрелка спидометра подползла к ста пяти[32]. Встречный ветер так завывал, что она едва могла думать. Да и о чем она вообще могла сейчас думать?

Ченнинг не отвечала.

Истошный визг. Потом мертвая тишина в трубке. Но она успела и еще кое-что услышать. Грубые голоса, крики, треск ломающегося дерева.

Элизабет набрала свой домашний номер, но услышала лишь короткие гудки – трубка снята с аппарата. Еще раз попробовала вызвать мобильник девушки, тоже без толку.

– Черт!

Три попытки. И три раза облом.

В полном отчаянии Элизабет позвонила Бекетту.

– Чарли!

– Лиз, да где ты, черт возьми?! Только не езжай домой! – Он орал, чтобы быть услышанным. – Не езжай домой!

– Что? Почему?

– Гамильтон и Марш… – Она не уловила пару фраз, но тут его голос прорезался опять: – Случайно выяснилось. У них есть судебное решение о привлечении тебя к уголовной ответственности, Лиз. Двойное убийство. Мы сами только что узнали.

– А как насчет Ченнинг?

– Лиз… – Шипение и треск помех на линии. – Не вздумай…

– Что-что?

– Полиция штата перекрыла нам…

– Чарли! Постой!

– Даже не вздумай, блин, ехать к себе домой!

В оцепенелом недоверии Элизабет нажала на «отбой». Дело было не в судебном ордере и не в том, что ее собирались арестовать. В доме – копы из полиции штата, и там же девушка, которая спасла ей жизнь, Ченнинг, которой всего восемнадцать, которая совершенно опустошена и готова признаться в чем угодно. И прошло уже целых пять минут…

– Слишком много!

Она все понукала старый автомобиль, и стрелка спидометра полезла дальше. Сто десять, сто пятнадцать… Элизабет, внимательно отслеживая тихоходов и копов на дороге, крепко вцепившись в руль, шептала свою первую настоящую молитву за многие годы.

«Господи, прошу тебя…»

* * *

Но когда она наконец туда добралась, все было кончено. Элизабет поняла это еще за квартал – ни света в доме, ни машин, ни копов, ни какого-либо движения. Однако подлетела, не сбавляя хода, и только перед поворотом к дому резко ударила по тормозам.

– Ченнинг!

Пробежала по двору, увидела следы шин в траве и дверь, выломанную из косяка. Взлетев на крыльцо, ударила в дверь плечом, ощутила, как та закачалась на единственной уцелевшей петле. Внутри увидела сдвинутую с обычных мест мебель, грязные следы на полу и дверь ванной комнаты, тоже сорванную с петель.

Опоздала!

И все это действительно происходит!

Тем не менее хорошенько осмотрела дом. Спальни. Чуланы. Хотела найти девушку – может, та где-нибудь спряталась или сумела улизнуть во двор. Но лишь обманывала сама себя и знала это. Ордер был не на имя Ченнинг, но у них имелась еще и та повестка, и Гамильтон с Маршем просто не могли ею не воспользоваться – наверняка сейчас уже с ней беседуют.

«Что произошло тогда в подвале?»

«Кто нажимал на спусковой крючок?»

Словно в тумане, Элизабет выбралась наружу, прикрыла за собой дверь, кое-как заклинила, чтобы больше не открывалась. Девушка у них, и она будет говорить. Неважно, по какой причине – из-за чувства вины, по наивности или из желания помочь Элизабет, – но Ченнинг неминуемо расколется.

Этого ни в коем случае нельзя допустить.

Стрельба была с чересчур уж сильным политическим и расовым душком. Они показательно распнут ее, чтобы преподать урок остальным.

– Я видел, как это произошло.

Голос донесся из-за живой изгороди, и Элизабет узнала своего соседа справа, пожилого дядьку с универсалом «Понтиак» семьдесят второго года, который он так любовно надраивал по выходным, будто тот был сделан из чего-то более изысканного, нежели обычные сталь и краска.

– Мистер Голдман?

– Душ двадцать их тут было, наверное. Автоматы, бронежилеты… Фашисты проклятые! – Он мотнул головой на сорванную дверь. – Соболезную.

– Тут была одна девушка…

– Да, маленькая такая. Два жирных накачанных мерзавца выволокли ее из дома.

– Вы ее видели?

– Трудно было такое не заметить, вообще-то, – висит такая между ними, глаза горят, вся красная и брыкается, точно мул.

* * *

Какую-то трудную секунду Элизабет совершенно не представляла, что делать. В отдел ехать нельзя, на ее голову выписан ордер. Теперь даже Дайеру не под силу ей помочь. У Гамильтона с Маршем есть судебное решение о возбуждении уголовного дела. А значит, ее мгновенно прихватят и бросят в кутузку. Даже если она выиграет судебный процесс – что сомнительно, – то пресса всей страны вымажет ее в грязи, порвет на куски, сожрет и выплюнет. Народ озлоблен, а она – очередной коп, который оказался с оружием в руках не на той стороне конфликта. По-другому и быть не может – с четырнадцатью-то пулями, застрявшими в полу.