Я тоже не осталась без подарков. Олеся привезла мне из Флоренции кожаный клатч и набор из серебра ручной работы: серьги, кольцо и браслет.

— Значит, пока я была во Флоренции, ты наслаждалась ведутами Венеции? — спросила Олеся, усадив меня за стол и налив кружку крепкого чая.

— Чем?

— Ну, ты даешь! Это даже коты мои знают. Ты точно там была? — засмеялась Олеся.

— Ведута — это вид местности, городской пейзаж, — пояснил Дарио. — Это чисто венецианский термин.

— В общем, пока ты спала, Дарио мне все рассказал, — резко сменила тему Олеся. Это было ей свойственно. — И про ночное нападение тоже. Дай-ка еще раз прочитать посвящение, — обратилась она к Дарио.

Он протянул ей знакомый сложенный лист. Она сначала читала, а потом еще какое-то время молчала.

— И что ты думаешь? — не выдержала я.

— А что тут думать? Понятно, что ты и есть та самая далекая родственница. Ты же, как две капли, похожа на портрет.

— Да? Но есть одна нестыковочка. Я не плод плода греховной связи.

— А вот это пока не известно. И я даже знаю, кто сможет нам раскрыть и эту тайну.

— Кто?

Я не понимала, к чему она клонит. Любит же напустить на себя загадочности, вместо того, чтобы говорить прямо и открыто.

— Твоя бабушка.

— Она-то тут причем?

— Сама подумай, — передразнила меня Олеся. — Первый плод ты, а вторым плодом кто может быть? — Она выдержала торжественную паузу, наблюдая за мной. — Именно! Твой отец!

— Отец?

— Именно! Тут два варианта: либо твоя бабушка вовсе не твоя, либо у тебя другой дед. Что-то мне подсказывает, что верный вариант второй. — Олеся широко зевнула. — Ладно, топай звонить бабушке. Ты выдрыхлась, а я устала с дороги и хочу поваляться с журнальчиком.

Олеся осталась дома, Дарио отправился по каким-то своим делам, а я побрела к автомату. Волновалась перед разговором с бабушкой. А если мы ошибаемся, и дело обстоит не так? Как я смогу спросить об этом бабушку? Она же обидится и не будет разговаривать со мной до конца своих дней. Все, что касается вопросов морали, в этом она непреклонна и меня учила тому же. Кроме того, она очень набожна, а я ее собираюсь уличить в прелюбодействе. Она так может подумать, хоть я и не собираюсь ее обвинять, а пытаюсь выяснить правду.

Несмотря на волнения, разговор с бабулей дался легко. Она словно ждала моего звонка. Не стала увиливать или отпираться, сразу же рассказала мне правду. Домой я возвращалась еще более задумчивая. По дороге зашла в магазинчик и прикупила бутылку Лимочеллы. Чтобы осмыслить все, требовалось снять сначала напряжение. Я решила, что вкусный ликер будет кстати.

— Ну что? — спросила меня Олеся, как только я вошла в ее комнату с бутылкой и двумя бокалами. — Вижу, ты узнала правду.

Отвечать не торопилась. Сначала разлила ликер, подала ей бокал. Потом чокнулась и залпом выпила свой. Кощунственно, конечно, так пить приятную тягучую жидкость, но мне понадобился легкий туман в голове сиюминутно.

— Михаил — мой родной дед, — выпалила я самое сложное.

— Почему-то я не удивилась. — Олеся прихлебывала Лимончеллу и терпеливо ждала продолжения.

— Бабуля любила его и согрешила. От этого родился мой отец. Вот тебе и плод греха.

— А почему он уехал?

— Не хотел, чтобы узнали правду. Боялся не справиться со своими чувствами.

— Ага, — кивнула Олеся. — Именно поэтому он и прихватил семейные драгоценности?

— Об этом она ничего не знает, — встала я на защиту бабушки, да и деда тоже. — Хоть они и общались периодически, но о драгоценностях она никогда не спрашивала. Больше рассказывала о себе, детях, слала ему мои фото и моей сестры… Может, таким образом, он хотел отомстить?

— Кому? — Олеся вытаращила глаза. — Причем тут семья? Не они же толкнули их в объятья друг друга, после чего он был вынужден удрать.

Я добавила в Олесин бокал и себе налила опять полный.

— Откуда мы знаем, как дался ему отъезд? — Я выпила половину бокала. — Он был совсем молодой, ехал на чужбину. Я не оправдываю его, не подумай, просто размышляю. — Я допила вторую половину бокала. — В общем, этого я не знаю и, думаю, не узнаю никогда.

— Дела… — протянула Олеся и тоже осушила свой бокал. — Слушай, — неуверенно произнесла она.

Только тут я заметила, что выглядит Олеся немного грустной.

— Я тут… — продолжила она. — В общем, я не поеду домой.

Она смотрела на меня глазами побитой собаки, а мне вдруг стало так весело. Только веселость была вызвана алкоголем. Если бы не он, я бы, наверное, разрыдалась. Знала, что так будет, и надеялась, что все еще может обернуться по-другому.

— Чего ты смеешься? Я сказала, что остаюсь тут.

Олеся не понимала, что со мной происходит. А сама я понимала? Чувствовала только, что очень несчастна. Тайна почти раскрыта, а счастливее я не стала.

— Странная ты какая-то, — надула губы Олеся. — Я ей говорю, что остаюсь тут, выхожу замуж за Серхио, а она смеется.

— Не обижайся, пожалуйста, — обняла я ее. — Это все нервы. Досталось им в последнее время по полной.

— Слушай! А оставайся тоже, а? — встрепенулась Олеся. — Чего тебе там делать? А здесь… Как-нибудь устроимся, в общем.

— Нет уж, — тряхнула я головой. — Мне нужно домой. Осталась как раз неделя до отъезда. Думаю, времени хватит, чтобы засвидетельствовать драгоценности, оформить их тоже, как наследство и вывести на родину. Надеюсь, Дарио поможет мне в этом. Нужно поделить все по справедливости между наследниками.

— А дом, корабль? Забыла про условие в завещании?

Я задумалась. Дом продать у меня рука не поднимется. Можно сдавать его. А самой приезжать сюда периодически. Мелькнула мысль об Алессандро. Так я смогу и его видеть иногда, если, конечно, он этого захочет. Корабль? Так пусть плавает себе и дальше на здоровье. Только от противного Карло Пуччини избавлюсь, да найму нормального капитана. Так и пользу будет приносить, и завещание не нарушу. Своими соображениями я поделилась с Олесей. Умолчала только про Алессандро, как обычно.

— А икона? Не собираешься же ты и ее делить между родственниками? — уточнила Олеся, опять погрустнев.

— Нет. Икона должна быть со мной. Теперь я это знаю.

— Так печально, что хочется реветь, — произнесла Олеся, и глаза ее увлажнились. Она суетливо схватила бутылку и налила еще по одному полному бокалу. — Давай выпьем, чтобы видеться как можно чаще. Я же люблю тебя, дуру.

Мы чокнулись, выпили, обнялись. Олеся заплакала, и я не выдержала, присоединилась к ней. Не нужно было столько пить. Алкоголь, что сначала помог расслабиться, потом только все осложнил. Рождал в душе ненужную жалость к себе. Но так я только подумала. Бутылку мы все-таки усидели. Потом завалились спать на Олесиной двуспальной кровати. Проснулись вечером, когда вернулся Дарио.