– Non, – сказал Гамаш и ухватил Жерома за запястье, остановив палец в миллиметре от клавиши.

Все уставились на эту клавишу, не осмеливаясь дышать, не зная, коснулся ее Жером или еще нет.

– Что вы делаете? – спросил Жером.

– Я совершил ошибку, ускоряя события, – ответил Гамаш. – Вы устали. Мы все устали. Если мы хотим чего-то добиться, то должны быть во всеоружии. Отдохнуть. Ставки в игре слишком высоки.

Он снова посмотрел на карту на стене. Нашел почти невидимую точку.

– Мы вернемся завтра ночью и начнем все заново, – сказал он.

У Жерома Брюнеля был вид приговоренного к казни, которому объявили о помиловании. Он еще не понял, что это: проявление великодушия или шутка. Через мгновение плечи его обмякли, и он вздохнул.

Собрав остатки сил, он стер пароль и вернул Гамашу листок бумаги. Убирая его в карман, Гамаш поймал взгляд Терезы. И кивнул.

– Вы можете нас отключить? – спросил Жером, обращаясь к Николь.

Она хотела возразить, но передумала: она тоже слишком устала и не была готова к сопротивлению. В который уже раз она соскользнула со стула и полезла под стол.

Они отсоединили кабель, выключили свет, вышли, и Гамаш запер дверь, надеясь, что не совершил ошибку. Что не дал Франкёру отсрочку на те самые двадцать четыре часа, которые требуются ему для реализации своего плана.

Направляясь к дому Эмили Лонгпре, Гамаш догнал на тропинке Терезу:

– Вы были правы, я…

Тереза подняла свою лапку Минни-Маус, и Гамаш замолчал.

– Мы оба были не правы. Вы боялись остановиться, а я боялась продолжать.

– Вы думаете, завтра у нас будет меньше страха? – спросил он.

– Не меньше страха, – сказала она, – но, возможно, больше мужества.

Вернувшись в теплый дом, они сразу же улеглись и заснули, как только голова коснулась подушки. Прежде чем провалиться в сон, Гамаш услышал удовлетворенное ворчание Анри и потрескивание в стенах, какое обычно слышишь в собственном доме.

Гамаш открыл глаза и обнаружил, что смотрит прямо в морду Анри. Неизвестно, сколько времени просидел пес, положив голову с мокрым носом на кровать, в нескольких дюймах от лица хозяина.

Но стоило Арману открыть глаза, все тело Анри пришло в движение.

День начался. Гамаш посмотрел на часы на прикроватной тумбочке.

Почти девять. Он спал шесть часов, а чувствовал себя так, будто проспал в два раза больше. Отдохнувший и свежий, он вполне осознал, что ночью принял правильное решение. Сегодня они отдохнут, а к ночи вернутся в школу, и тогда им уже не придется бороться с усталостью, замешательством и друг с другом.

Одеваясь, Гамаш слышал скрежет лопат. Он отодвинул занавеску: вся деревня была засыпана снегом и с неба продолжали падать снежные хлопья. Они ложились на ветви гигантских сосен, на деревья в лесу, на дома.

Стоял полный штиль, и снег падал вертикально. Мягко и неумолимо.

Гамаш увидел Клару и Габри – они расчищали дорожки перед своими домами. Он сначала услышал, а потом и увидел снегоуборщик Билли Уильямса – тот спустился с холма в деревню, проехал мимо маленькой церкви, мимо школы. Обогнул деревенский луг.

Родители с лопатами катались на коньках по пруду, расчищая снег, а дети с хоккейными клюшками нетерпеливо ерзали на самодельных скамейках.

Гамаш спустился в кухню и обнаружил, что встал первым.

Пока Анри ел, Гамаш поставил вариться кофе и разжег камин в гостиной. Потом отправился на прогулку с Анри.

– Приходите на завтрак в бистро, – окликнул его Габри. На нем была шапочка с громадным помпоном, а в руках – лопата. – Оливье сделает вам блинчики с голубикой и кленовым сиропом от месье Паже.

– А бекон? – спросил Гамаш, уже понимая, что сдается.

– Bien sûr[57], – ответил Габри. – Кто же ест блинчики без бекона?

– Я скоро приду.

Гамаш поспешил домой, написал записку остальным и вместе с Анри отправился в бистро. Старший инспектор уселся у камина и только-только успел пригубить кофе с молоком, как к нему подошла Мирна:

– Не возражаете против компании?

Не дожидаясь ответа, она уселась в кресло с другой стороны камина и махнула рукой, чтобы ей принесли кофе.

– Я собирался к вам в магазин после завтрака, – сказал старший инспектор. – Хочу купить подарки.

– Для Рейн-Мари?

– Нет, для всех вас. В знак благодарности.

– Знаете, это не обязательно, – сказала Мирна.

Габри принес ей кофе и подтащил стул для себя.

– О чем мы говорим? – спросил он.

– О подарках, – ответила Мирна.

– Мне? – обрадовался он.

– А кому же еще? – усмехнулась Мирна. – Мы ведь только о тебе и думаем.

– Вот что нас объединяет, ma chére, – сказал Габри.

– О чем мы говорим? – спросил Оливье, ставя перед Мирной и Гамашем две тарелки с блинчиками с голубикой и беконом, копченным в кленовом соке.

– Обо мне, – ответил Габри. – Обо мне, обо мне, обо мне.

– О, прекрасно, – сказал Оливье, подтаскивая еще один стул. – Мы уже тридцать секунд обсуждаем этот предмет. Столько всего, вероятно, случилось.

– Вообще-то, я хотел спросить кое о чем у вас двоих, – сказал Гамаш.

Мирна передала ему кувшинчик с кленовым сиропом.

– Oui? – произнес Оливье.

– Вы открывали подарки Констанс? – спросил старший инспектор.

– Нет, мы положили их под елку. Хотите, чтобы мы их открыли?

– Нет. Я и так знаю, что она вам подарила.

– Что? – спросил Габри. – Машину? Лошадку?

– Я вам не скажу, но, по-моему, там нечто такое, чем вы можете воспользоваться.

– Намордники? – предположил Оливье.

– О чем мы говорим? – спросила Клара, подтаскивая стул.

Щеки у нее были красные, на носу висела капля, и Гамаш, Габри, Мирна и Оливье одновременно и вовремя предложили ей салфетку.

– О подарках, – ответил Оливье. – От Констанс.

– Неужели мы говорим не о тебе? – спросила Клара у Габри.

– Я знаю. Осквернение природы. Но если откровенно, мы говорили о подарках, которые мне вручила Констанс.

– Нам, – поправил его Оливье.

– Она и мне сделала подарок, – сказала Клара, повернувшись к Гамашу. – Вы сами мне его привезли.

– Вы его открыли?

– Стыдно признаться, но открыла, – сказала Клара и украла кусочек бекона с тарелки Мирны.