Кирилл Маслов сидел, ссутулив плечи, опустив голову, и Борису было пронзительно жаль этого смелого, решительного и, наверное, доброго, но ужасно запутавшегося в жизни человека. И самое ужасное, что в его жизни все было бы хорошо, если бы не предатель-отец. Спасая свою шкуру, Иван Маслов погубил не только тех молодых парней, которых расстрелял первыми, других советских людей, которых вешал и расстреливал, но в итоге даже своего родного сына. Разрушил жизнь внуков.

Мать всегда говорила Борису о законах вселенского возмездия, она не называла их законом божьим, но Борис отчего-то понимал, что именно его она имела в виду. Она всегда говорила, что хорошие поступки, так же как и плохие, всегда накладывают отпечаток на жизнь человека. Возмездие может настичь не сразу, но оно неминуемо, и чем дольше оно не настает, тем страшнее оно будет. Иван Маслов своим предательством погубил не только себя, но и любимого сына, брата, внуков. Страшная кара, даже если он об этом и не узнал.

— А почему и как вы убили своего отца?

— Это же очевидно, — приподнял голову Кирилл. — Валя рассказала мне, что приходил ваш сотрудник. Разговаривал с Леней, и тот подробно рассказал, как они с дедушкой провели каждый свой день. Я спросил Леню про вокзал, и он с удовольствием повторил то, что рассказал вам. Что мне оставалось делать? Я решил тут же мчаться на вокзал, уговорить отца уехать, взял с собой все деньги, которые мы с Валей откладывали на мебель для новой квартиры. Но жена вдруг всполошилась, решила меня не пускать, все допытывалась, куда я так спешу да что случилось. Успей я на вокзал на полчаса раньше, все могло бы сложиться иначе, — безнадежно вздохнул Кирилл. — А когда приехал на вокзал, увидел, как вы двое направляетесь к отцу. Все, что я смог сделать, — дать ему сигнал, чтобы бежал. И он послушался, потому что после смерти дяди Пети и сам был напуган. Он побежал к платформам, но я знал, куда он все равно попадет, к перелазу. Так он иногда путь домой срезал. Стена в том месте не такая высокая, да и куча мусора внизу, по ней легко залезть на стену. Я уже понял, что ему не сбежать от милиции, и поэтому единственным шансом спасти семью стало убийство отца.

— А куда вы дели оружие?

— Выбросил в какую-то урну на Невском. Отпечатков моих на нем не было, а оставлять нож у себя было уже глупо.

Он снова сгорбился, опустив голову на руки. В кабинете стояла тишина.

— Видно, бабкино проклятие нас всех погубило, — вздохнул Кирилл Иванович едва слышно, а потом словно встряхнулся и добавил, твердо, решительно: — Нет! Малодушие. Вот что нас погубило. Малодушие! Отец хотел свою шкуру спасти и смалодушничал. Я его пожалел, знал, что он натворил, понимал, содрогался от отвращения и все равно смалодушничал, не сдал его. — Он горько усмехнулся. — А ведь он в последнее время меня даже шантажировать стал. Да, да. Понял, что я вконец с ним увяз, и стал требовать с семьей познакомить. Не просить, а требовать. Угрожал, что, если я этого не сделаю, он сам все Валентине расскажет, и не только ей, но и внукам, и даже на работу мне напишет. Последнее, конечно, глупость, он бы прежде всего себя погубил. Но дело не в этом. Вы замечали, что в старости у человека самая суть его натуры проявляется? Ослабляются тормозящие функции мозга, что ли? Люди становятся простодушнее, искреннее в проявлениях своей натуры. И старческая мудрость — это миф. Глупец становится глупее, жадина превращается в скрягу, подлец — в мелкого пакостника, а человек трусливый, себялюбивый — в эгоиста, предателя и тирана. Ужасно было наблюдать за трансформацией его личности и осознавать, что я уже ничего не могу поделать, что я стал заложником собственного малодушия и его эгоизма. Вы знаете, какой это ужас — осознавать, что ты сам все разрушил? Уничтожил свою жизнь собственными руками. Семью, карьеру, будущее детей? — На глазах Кирилла сверкнули слезы.

И это было ужасно — видеть, как плачет взрослый сильный мужчина. Герой войны, отец двоих детей, морской офицер.

— Простите, Маслов, но, как вы правильно заметили, вы сами сделали свой выбор, и я рад, что вы осознаете весь ужас совершенных вами поступков, — сдержанно проговорил майор. — Я надеюсь, что суд учтет ваши боевые заслуги, но все же должен предупредить, что приговор в любом случае будет суровым.

Суда над Кириллом Масловым не было.

Когда его вели из здания уголовного розыска к спецтранспорту, он, воспользовавшись невнимательностью конвойных, бросился под несущийся по улице грузовик, все произошло мгновенно, никто не успел среагировать, ни водитель, ни конвойные. Спасти Маслова не сумели, он скончался по пути в больницу от множественных повреждений и внутреннего кровотечения.

По мнению Бориса, Кирилл поступил благородно, спас от позора жену и детей, для них, соседей и бывших коллег он погиб в результате дорожного происшествия.

Борис и генерал Капустин убедили полковника Саранцева и майора Ермакова не предавать огласке результаты расследования. Поскольку и само дело о двойном убийстве не стало достоянием общественности, они, в свою очередь, убедили в этом руководство города. Так что Кирилла Маслова хоронили как офицера и героя войны.

К сожалению, его жене Валентине Михайловне правду пришлось рассказать. Она написала заявление, требуя разыскать водителя грузовика и убийцу ее мужа. Эту нелегкую миссию взял на себя Борис. Он постарался изложить дело так, чтобы в сердце Валентины Михайловны образ ее мужа остался светлым и незапятнанным.

После ареста и скоропостижной кончины Кирилла Маслова Борис прямиком поехал к генералу Капустину. Он был так потрясен случившимся, что нуждался в мудром, дружеском участии, а генерал мог его понять лучше, чем кто-либо другой.

— Да, ужасная трагедия, — выслушав Бориса, проговорил Сергей Андреевич. — Я знал парня. Когда разыскивал его отца, разыскал и Кирилла, беседовал с ним, конечно, не представляясь. Он мне понравился. Да и с личным его делом я знаком. Честный был человек, отважный. Однажды прикрывал отход своих, один пятнадцать фрицев из автомата положил, едва в плен не попал, чудом спасся, к своим добрался едва живой. Там еще много чего было написано, да и в академии, насколько я знаю, его уважали. Жаль, что за грехи отцов приходится расплачиваться детям.

Эх, Иван, Иван, не стал ты настоящим мужчиной! Как был мокрицей бесхребетной, так и остался, ни сына не пожалел, ни внуков. Даже тут собой пожертвовать не решился.

— Сергей Андреевич, вам жалко Кирилла Маслова?

— А тебе разве нет?

— Но он же отца убил и дядю… — с сомнением проговорил Борис.

— Но тебе его жаль или нет? — настойчиво повторил вопрос Сергей Андреевич.

— Жаль, — неуверенно ответил Борис.

— И мне. А еще пойми, Борис, Кирилл был человеком решительным, волевым, в отличие от отца. Он прошел войну. А такой опыт ни для кого не проходит бесследно. Этого нельзя просто забыть или оставить в памяти лишь героические, светлые, возвышенные эпизоды. Война — это ужас, кровь, смерть, она навсегда изменяет человеческую психику. Это, конечно, не значит, что каждый фронтовик — потенциальный убийца, — поспешил успокоить он Бориса, — но все же. Загнанный в угол, доведенный до отчаяния человек, подобный Кириллу, испытывающий сильнейший стресс, не имеющий возможности с кем-нибудь посоветоваться, обратиться к кому-то за помощью, вполне может сорваться и, что называется, разрубить гордиев узел. Придя в себя, он, безусловно, будет раскаиваться. Ведь Кирилл раскаивался?