Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно из объяснений влияния «деревенщиков» заключается в том, что к ним вплотную примыкали певцы входящей в силу аграрной элиты. И в этом был залог поддержки «сельской тематики» сверху. «…Раздумывая над судьбами лучших сельских руководителей, я прихожу к выводу, что все они обладали огромным нравственным запасом. Не все они были выдающихся деловых качеств, но совесть их была высшей пробы», — писал, например, И. Васильев[509]. Как не умилиться правящей аграрной генерации (включая и М. Горбачева)[510]. Пусть не всегда можем достичь чего-то. Но сельское прошлое дало нам нравственный знак качества. Все, что ни делаем — творим по совести. «Деревенщики», таким образом, воспринимались, несмотря на всю их критичность, как союзники, как «наша» общественность.
* * *
Благодаря «деревенщикам» после отставок в «Молодой гвардии» в 1971 г. флагманом патриотов стал журнал «Наш современник». Национал-патриоты сохраняли сильные позиции в журнале и издательстве «Молодая гвардия», в журналах «Огонек» и «Москва», в газетах «Советская Россия», «Литературная Россия», «Комсомольская правда», «Роман-газета». Патриоты были сильны в Союзе писателей РСФСР и (в меньшей степени) в СП СССР, доминировали в ряде провинциальных журналов — «Север», «Волга», «Дон».
В большинстве своих столичных очагов национал-патриоты не были полными хозяевами. Так, в издательстве «Молодая гвардия» они плотно контролировали общественно-политическую редакцию и серию «Жизнь замечательных людей». Но, как и в остальной структуре советского общества, позиции течений были перемешаны: «Либералы не считали „Молодую гвардию“ полностью потерянной позицией, издавались у нас писатели типа Ананьева. Не все отделы были под контролем патриотического движения. В редакции прозы либералы легче проходили, чем в „ЖЗЛ“» [511].
С.Н. Дмитриев, работавший в редакции общественно-политической литературы издательства «Молодая гвардия» с 1981 г., вспоминает о царившей там атмосфере патриотического клуба: «Это была не просто редакция, а такой центр патриотического „бурления“. Здесь царила дружеская атмосфера общего дела. Раз в неделю в актовом зале проводились встречи с писателями и историками — нашими авторами. Приезжает, скажем, Распутин в Москву. И идет в свой „дом“, в „Молодую гвардию“, встречаться с близкими по духу людьми. Речь шла не столько о литературе и прошлом, сколько о настоящем и будущем России, о том, что нужно патриотическое движение поднимать. Каких-то организационных выводов из этого мы не делали, но это влияло на нашу редакционную политику.
У нас была уверенность, что в конечном счете патриотическое дело победит, что там, „наверху“ есть „наши люди“, которые все знают и все понимают. Они пока в меньшинстве, но будут укреплять свои позиции и рано или поздно возьмут в руки рычаги власти. А мы будем им помогать. Все-таки совокупный тираж „Молодой гвардии“ составлял 17 миллионов экземпляров. Мы, ориентируясь на интерес в обществе, „поднимали“ темы, например, масонства, правды об Октябрьской революции — как она на самом деле произошла. Нам „давали по шапке“. Тогда мы поднимали на щит патриотических героев прошлого — это можно проследить по серии „ЖЗЛ“, как она сдвигалась от пламенных революционеров к русским государственникам. Вышел Достоевский Селезнева тиражом 200 тысяч. На критику в наш адрес мы писали ответные письма, в нашу защиту выступали писатели и общественность» [512].
В СССР открыто выходили книги против сионизма, написанные в тональности идеологической войны. Авторы этих сочинений (В. Бегун, Е. Евсеев, Л. Корнеев, В. Емельянов и др.) направляли свой гнев против зарубежного сионизма, лишь намекая на его влияние в СССР.
Участники респектабельного патриотического «бурления» тех лет настаивают, что оно не было замешано на примитивной ксенофобии: «Еврейский вопрос на собраниях в 40 человек не обсуждался. Так, иногда всплывал в узком кругу. При этом далеко не все патриоты были антисемитами, а кто относился к евреям плохо, то в основном — на уровне бытового антисемитизма, каких-то эмоциональных фраз. Идейный антисемитизм, ненависть ко всем евреям как таковым встречалась очень редко и считалась дурным тоном. Но делались намеки, что есть сионисты во власти. При этом подчеркивалось, что сионисты и евреи — это не одно и то же.
Очень хорошее отношение было к народам СССР — публикация их авторов была тогда нашей целенаправленной политикой. Это сейчас они сидят в своих независимых государствах, никто их за пределами не читает, а тогда их переводили на русский, и расходились огромные тиражи» [513].
Радикальное крыло национал-патриотов было откровенно антисемитским и всю общественную жизнь СССР рассматривало через призму борьбы русских и евреев.
В 1977–1978 г. существовал «антисионистский кружок», в который входили В. Емельянов, Е. Евсеев, Ю. Иванов и В. Бегун. В 1978–1980 гг. Емельянов написал и распространил в Самиздате работы «Кто стоит за Джимми Картером» и «Десионизация», в которых мировая история была представлена ареной борьбы сионистов и их масонской агентуры против остального человечества. Сиону противостоит арийский мир во главе с Россией. Христианство было объявлено «предбанником сионизма», изобретенным иудеями орудием порабощения «гоев» (т. е. неевреев). Сионисты уже завербовали часть советского руководства, ему служит диссидентское движение.
Емельянов представил в «Десионизации» проект Устава «Всемирного Антисионистского и Антимасонского фронта» (ВАСАМФ) — международной организации со статусом наблюдателя при ООН.
«Десионизация» была вывезена при помощи Организации освобождения Палестины (ООП) в Сирию и напечатана там по-арабски в газете «Аль-Баас». В Москве «Десионизация» распространялась в виде ксерокопированной книги с иллюстрациями; в качестве места издания был указан Париж. Часть тиража «Десионизации» — 25 экземпляров — Емельянов отнес в приемную ЦК КПСС — по экземпляру всем членам тогдашнего брежневского Политбюро и Секретариата ЦК. 26 марта 1980 г. Емельянова вызвали на беседу в ЦК КПСС, а в апреле 1980 года по поручению Комиссии партийного контроля он был привлечен к партийной ответственности за нелегальное издание и распространение брошюры «Десионизация», а затем исключен из партии. Кроме «Десионизации» Емельянову поставили в вину то, что он устно нелестно отзывался о Виктории Петровне Брежневой, заявляя, что «страной правят через нее ее соплеменники-сионисты, а не ее муж-маразматик», — о чем стало известно (по утверждениям самого Емельянова) благодаря доносу его соперника по антисионистской пропаганде Е. Евсеева. 10 апреля 1980 года Емельянов был арестован по обвинению в убийстве и расчленении топором собственной жены, признан невменяемым и посажен в ленинградскую спецпсихбольницу[514].