– А ты сам её раньше никогда не видал? – в вопросе поэтессы содержался плохо скрываемый подвох.

– Никогда! Слышал, что хороша собой, но в Италии столько прекрасных женщин. Русские барышни здесь тоже живут, и смею заметить тебе, прехорошенькие. Знаешь, была у меня в здешних краях одна знатного рода княжна Катенька Демидова, не могу забыть её до сих пор, очень уж она ваш театр любила.

При этих словах Корилла готова была взвиться, но, не обращая на нее внимания, граф поднялся со своего кресла и направился к дальней стене у окон, слегка прикрытых ставнями. Шкаф-архив эпохи Ренессанса с резными украшениями блестел яркой позолотой. Алехан отодвинул в сторону фигурку всадницы из белого фарфора и, звякнув ключами, открыл шторки шкафа. Корилла предположила, что граф, беспорядочно выдвигая шкатулки, ищет очередную безделушку с портретом какой-нибудь дамы, и упредила желание Алехана похвастать былыми амурными победами.

– Ты так мне пока про ту княжну почти ничего и не рассказал. Прошу тебя, дорогой граф, продолжай! Не отвлекайся без надобности.

Граф оставил архив незапертым и, повинуясь просьбе Кориллы, вернулся на место. Он сел в кресло, откинул голову на спинку и, глядя в потолок, надолго задумался. Очнувшись от своих мыслей, он с сомнением спросил:

– Уверена ли ты, что хочешь знать все подробности?

– Да, – ответила она решительно. – Пожалуйста, не упусти ни одной детали. Знаю, что для тебя это будет непросто.

– Тогда слушай, – смиренно сказал граф. – При мне «принцесса Али» уже перестала отзываться на прежнее имя, а именовала себя Елизаветой II. Она хорошо вжилась в свою роль и без заминки рассказывала, что матушка её Елизавета I передала ей все права на российский престол, а Петру III поручила всего лишь воспитать девочку должным образом. Но, желая царствовать сам, он сослал её в Сибирь. Как она оказалась в Персии, а затем и по Европе проехалась, говорить не буду, у меня от этой замысловатой россказни голова просто помутилась. Тогда, видно, вообразила она, что настала пора вернуть свой престол, захваченный нашей приблудной немкой. Верили ли во все это её друзья-шляхтичи – не знаю, но то, что это был подходящий повод для очередной смуты, которую можно было устроить в России, они сразу смекнули. Знаю, что ей, молодой и красивой даме, находящейся в Рагузе, требовалось сохранить за собой незапятнанную репутацию. На виду она и впрямь не допускала банальных ухаживаний. Вдруг – скандал: один дворянин из свиты Радзивилла был застигнут ночью, когда вознамерился перелезть через стену виллы Декриво. Шляхтич даже был ранен охранником. Думаю, это был поляк по фамилии Доманский. Скандал поумерил пыл «княжны», а из Парижа потекли тревожные слухи, что французы охладели к ней в качестве претендентки. С этого момента у «княжны» сразу возникли проблемы с деньгами, даже Радзивилл стал откровенно избегать её. Французский консул открыто говорил польским конфедератам, чтобы они гнали эту аферистку к черту. Тогда даже негр-слуга сбежал от неё со скандалом, потому что не платила. Агенты нашей разведки с риском для жизни шныряли по Рагузе, пытаясь выведать через конфедератов любую полезную информацию. Одного толкового человека, который работал на меня, так и потеряли мы там, до сих пор не знаем, куда он сгинул, – сожаление отразилось на грустном лице Орлова, словно он вспомнил того кудрявого рослого молодца, что всегда улыбался при встрече с ним.

Корилла слушала генерала, стоя у широко распахнутого окна, откуда открывался прекрасный вид на центральную городскую площадь. Хриплый крик одинокой птицы заставил ее вздрогнуть и обернуться.

– А она-то куда подевалась? Ей же тоже надо было ноги уносить!

Орлов впал в пространную задумчивость и как собака, потерявшая нюх, не сразу понял вопрос и завертел головой:

– Кто? А, она?! Поначалу объявилась в Неаполе, пыталась соблазнить моего друга Гамильтона, английского посла. Хотела денег.

– Дал? – выразительные глаза итальянки вновь смеялись.

– Нет. Тогда ей в голову пришла мысль перейти из православия в католичество. Новоявленная Елизавета сняла дом в Риме, где поселилась со всей своей поредевшей оравой. Остались только преданные ей Доманский, Ханецкий, Вансович и Чарноцкий, да слуги. Этот Чарноцкий расхаживал по Риму в польском национальном костюме, с растопыренными в разные стороны ужасными усищами и с саблей на боку. Римские зеваки бродили за ним толпой, но денег за это никто ему не платил, а они были нужны. В Риме тоже много было простаков, у которых княжна ссужала денег, при этом меняла фамилии: то она снова становилась черкесской княжной Волдомир, то называла себя Елизаветой Радзивилл, родной сестрой князя. Ходила к английскому послу, выложила ему то же, что и мне, и попросила семь тысяч золотом, а также паспорт на имя добропорядочной немки. У неё нашлись рекомендательные письма к английским послам в Вене и Стамбуле. Англичанин ей ничего не дал, а отписал мне в Ливорно подробное письмо. Единственное, что ей тогда действительно удалось, так это заручиться для себя рекомендациями в адрес влиятельного в Папской курии кардинала Альбини, которому она переслала письмо со своими выдумками.

– Я догадываюсь, почему: я знаю кардинала Альбини, он всегда покровительствовал польской короне, – сказала Корилла и пригубила стакан с соком.

Орлов тоже с удовольствием составил ей компанию, присел в кресло, налил себе вина и, захватив в кулак горсть черных маслин, продолжил:

– Сам кардинал на контакт с ней не пошел, а послал своего секретаря аббата Роккатини выяснить – может, им всё это для большой политики полезно будет. Аббат её выслушал и даже почти поверил. Она ему и про меня напела, будто я уже на её стороне, а в Киеве её ждут шесть тысяч гусар. Что подкупило аббата, так это её заверения, что, если Римская Церковь поможет, то она непременно введет в России вместо православия католицизм. В конце концов, об этих переговорах прослышала вся римская аристократия. Денег ей на жизнь подкинули, а тем временем изучили все представленные ею три завещания в копиях. Вывод сделали не сразу, но однозначный: документы подделка, сама она авантюристка. Доверенный человек кардинала, дипломат маркиз Античи мягко дал понять княжне, чтобы она прекратила заниматься своим опасным делом, и из сочувствия посоветовал срочно уехать в тихое место, куда-нибудь в провинцию. Обобщив всю информацию, я понял, что пришло, наконец, моё время. Я послал к ней своего майора Христенека, который «доверительно» сообщил, что я долго сомневался в её искренности, но теперь окончательно убежден, что она действительно принцесса. Разумеется, поначалу Елизавета была весьма недоверчива, но я уже обложил её со всех сторон. Английский посол Гамильтон по моей просьбе советовал ей вернуться в Рагузу. Не скрою, мой друг, сэр Джон Дик – английский консул в Ливорно – также помогал мне. Его люди в Риме, ссужавшие Елизавету деньгами, стали по его указанию давить на неё, чтобы она покинула Рим.

Корилла вскочила и недовольно повысила голос.

– Да этот Джон Дик – негодяй первого сорта, как можно его называть хорошим человеком и тем более величать другом, пусть он и кавалер высших российских орденов и к тому же являлся поверенным в делах Петербурга.