ЦИТЕРА: Вообще-то он занимался греблей. Был в команде «Оксблад». Каждое утро в четыре ворочал вёслами где-то в Море Дождей.

ЭРАЗМО: А-а. Понятно.

ЦИТЕРА: Вы сказали, он согласился на этот план? Вы его не принуждали?

ЭРАЗМО: Так сказали остальные? Что я на него надавил?

ЦИТЕРА: Я задала вопрос вам. Мне сложно в это поверить, мистер Сент-Джон, потому что Арло ненавидел замкнутые пространства. Он работал со счетами «Оксблад» на берегу озера в парке Усаги, чтобы не страдать в своём кабинете. И вот, по вашим словам, он с радостью согласился с планом, который подразумевал, что ему придётся прыгнуть в дыру в земле.

ЭРАЗМО: Не тратя ни секунды на споры. «Он ваша семья, – так Арло сказал. – Родных нельзя бросать в беде». Не знаю. Может, он когда-то потерял брата. Может, его мама бросила. Может, вы не так уж хорошо его знаете. Но так уж вышло, что в тот момент я ощутил к Арло Ковингтону безумную любовь. Он даже не стал канителиться. Облачился в костюм сразу же – нам пришлось затянуть его ремнями, чтобы подогнать по фигуре. Он и шлем надел, чтобы защитить голову, если вдруг упадёт. Мы соорудили перевязь для Горация из гамака и клейкой ленты, прикрепили к поясу Арло фонарь и привязали к его груди гордость и отраду Марианны. Если бы она не плавала в море морфия, сошла бы с ума. Отправить её деточку в большую чёрную дыру? Да ни в жизнь. Понимаете, она привезла с собой новёхонький прототип эдисоновского беспроводного микрофона. Чтобы испытать его в полевых условиях с полной нагрузкой.

ЦИТЕРА: То есть это был микрофон модели «Эхо-I-Ультра»?

ЭРАЗМО: Совершенно верно. Марианна не позволяла никому даже прикасаться к этой штуке. Она должна была записывать всё, что делала с микрофоном, чтобы передать записи компании, когда мы вернёмся домой. Она всё время повторяла, что он стоит дороже «Моллюска», хоть это и кажется мне чепухой – он выглядел, как маленькая жестяная коробочка для ланчей. Он был нам нужен. Что если случится беда? Мы бы с радостью гуляли по Белому Пиону с зонтиками и песней в сердце, но если речь пошла о прогулке внутрь Венеры… мы не могли допустить, чтобы у Арло не было ни единого способа сказать нам, что что-то пошло не так. Мы прикрепили «Эхо» к его груди клейкой лентой и настроили полевое радио на семьдесят шесть мегагерц, его частоту. Я выкрутил звук до максимума и взмолился небесам, чтобы мы расслышали Арло сквозь белый шум.

ЦИТЕРА: В котором часу мистер Ковингтон начал спуск?

ЭРАЗМО: По-моему, примерно в 11:00. Стояла липкая жара; воздух как будто совсем не двигался. Мы помогли Арло доковылять до центра городка, где располагался колодец. Он стоял там, как герой комиксов, посреди руин, всех этих изуродованных, искалеченных домов, с водолазным шлемом под мышкой, словно Отважный Барракуда из того старого мультфильма «Каприкорн», «Арахнид против Семи морей». Он нам улыбнулся – и я знал, что его терзает ужас, так что ему наверняка было очень нелегко одарить нас этой улыбкой, похожей на вспышку сверхновой. Он просто пытался нам сказать, что всё будет хорошо.

«Эй, – сказал Арло. – Ну так вот, есть мамаша-змея и маленькая змейка, и змейка говорит: „Мамусик, мы ядовитые?“ И мама отвечает: „Да, сладенькая моя, а почему ты спрашиваешь?“ И змейка такая: „Потому что я сейчас язык прикусила!“»

Не бог весть какая шутка. Но мы смеялись, как будто он был звездой Карнеги-холла.

ЦИТЕРА: Северин что-то из этого сняла?

ЭРАЗМО: [смеётся] Шутите? Конечно, сняла. Северин и Крисси установили две камеры, одну для наших лиц, а другую – для общего плана. Сцена вышла изумительная. Если бы всё сложилось иначе, думаю, мы бы прямо сейчас уплетали закуски на фуршете перед вручением награды Академии, а не эти, откровенно говоря, ужасные печенья и эту гадость, маскирующуюся под чай. Даже после всего, в монтажной, мы с Крисси думали, что видим нечто иное. Осколки Адониса отбрасывают густые, резкие тени, колодец в центре кадра, Арло выдаёт свой фокус в духе Отважного Барракуды, дыхательные шланги и тросы для ныряния крепко обвязаны вокруг его груди, а потом идёт панорама, охватывающая Максимо, Сантьяго, Конрада, Франко и Северин. Все мы напряжённо наклонились к каменной стене колодца, как будто собрались играть с ним в перетягивание каната.

Арло протестировал микрофон «Эхо». Радио с треском включилось. «Добрый вечер, дамы и господа! Подсаживайтесь ближе, налейте себе чашечку чего-нибудь вкусного и откиньтесь на спинку кресла в ожидании очередного эпизода любимой в Солнечной системе истории о приключениях, романтике и интригах – „Сколько миль до того, как Арло расплющит свою тощую задницу о камни?“ Ладненько, я пошёл! Не забудьте загадать желание!»

Я отвернулся, когда он спрыгнул. Я уже один раз такое видел.

Как только голос Арло на радиоволне со слова «желание» перешёл в вой, помехи грянули со всей силой, превратившись в обычное неразборчивое шипение, а потом из белого шума прорвался голос. На этот раз мы все отлично расслышали сказанное: «Где-то светит солнце, но здесь никак не закончится дождь…»

Это были голоса Марианны и Кристабель. Они пели «Милую я бросил под дождём» в точности так же, как это было в первую ночь в отеле «Вальдорф» на станции Белый Пион. Но звук шёл отовсюду, перепутанный и затянутый в узлы лентами помех, прямо с неба, из деревьев, из грязи и воды.

ЦИТЕРА: Как Оссина отреагировала на это?

ЭРАЗМО: Как и все мы: перепугалась до потери сознания. Но в наших руках была жизнь Арло – если бы мы утратили самообладание, он бы упал. Звук был такой громкий! Нам всем хотелось лишь прижать ладони к ушам. Мы чередовались, чтобы остальные всё же продолжали медленно выпускать трос. Арло выходил на связь примерно каждые десять метров. И между тем как его слабый голос раздавался из полевого радио, из моря белого шума начали выныривать другие голоса, словно… словно клетки для омаров с чудовищами внутри.

«Десять метров! Ничего не вижу, кроме кирпичей. И весьма любопытной плесени».

И вслед за этим выплыл голос Макса: «Один Бог знает, что она может знать; мой ум подавлен, и не верят очи…» [82]

«Двадцать метров! Вы представляете себе, что чувствовали ребята, которым пришлось копать этот колодец? Ох, до чего же я люблю налоги, кредиторскую задолженность и центральное отопление». Потом голос Северин донёсся из сумерек: «Когда-то по ночам я любила смотреть на небо и мечтать о Солнечной системе».

«Пятьдесят с чем-то, всё в порядке! Я больше не буду говорить, сколько метров прошёл. Становится трудно понять. Я считал кирпичи, но теперь их нет, и, наверное, я всё равно запутался. Не то чтобы у меня была рулетка. Я просто буду говорить. Должно быть, уже не очень долго». Баритон Максимо, потрескивая и шипя, пропел: «Я сказал моей малышке, что на Венере не бывает дождей, я сказал моей малышке, что небо там розовое, как поцелуй…» – «Итак… как заставить пса прекратить рыть землю в саду? Отобрать у него лопату». Голос маленькой девочки обрушился на наши барабанные перепонки с небес: «Они все рассказывают историю мне…» – «Как зовётся четырёхсотфунтовая горилла? Сэр. Или как она сама захочет.