– Я ухожу, – сообщил Фредди. Лицо у него стало красным, как стоп-сигнал. – Ты всего лишь отвратительная, вышедшая в тираж актрисулька с плоской задницей и триппером, и тебе меня не удержать.

– И меня! – воскликнул Данте де Вере. Они вдвоём ринулись на меня, как будто мне уже не доводилось раньше взглядом останавливать мужчин, которые хотели пустить мои почки на серёжки.

Я не дрогнула.

– Мистер Эдисон! – рявкнула я. – У вас с покойным был спор по поводу неоплаченного вознаграждения за использование звукозаписывающего оборудования во время съёмок «Миранды», не так ли?

Он отпрянул. Не думаю, что кто-то так орал на Франклина Эдисона с той поры, как он разбил свой трёхколёсный велосипед, врезавшись в качели. Впрочем, у меня ведь был двадцать второй калибр. Рык звучит куда энергичнее, если у тебя в руке марсианский пистолет.

– Не говори ерунды, Мэри. У меня со всеми споры из-за неоплаченного использования звукозаписывающего оборудования. Если бы я стал убивать всех, кто мне должен, Луна через неделю превратилась бы в город призраков.

– А как насчёт тебя, Данте? Он уволил тебя со съёмок «Смерть приходит в начале». С той поры тебе предлагали только роли в духе «кушать подано».

– Мэри! Понятия не имел, что ты так обо мне думаешь… это очень грубо и очень подло. Я был с Мод, мы наблюдали за звёздами, прямо там, у ограждения правого борта. Мы услышали выстрел – нас совершенно не в чём винить. Я любил Тада, ты же знаешь. Он присматривал за моими собаками, когда я был на съёмках.

Тут у меня появилась идея. Я вцепилась в неё когтями, прежде чем она успела удрать.

– У меня вопрос. Если я решу, что вы ответили честно, позволю идти на все четыре стороны. Кто из нас любил Таддеуса Иригарея? Полагаю, это скажет нам больше, чем ответ на вопрос «кто его ненавидел». – Это было в духе Максин Мортимер, от первого слога до последнего. – Я любила, безусловно, – ответила я первой. И это была правда. Он десять лет постоянно давал мне работу и позволял приносить на площадку кота. Чёрт, он восемь раз предлагал мне выйти за него. Когда его бросил Ласло Барк, он жил у меня в гостевой комнате месяц.

Никто другой не заговорил. Перси демонстративно рассматривал свои туфли. Мод и Данте с довольно-таки скучающим видом вместе курили у фортепиано. Наконец-то Мод затушила свою сигарету и сказала:

– Ну ладно, хорошо, – я любила его. Он не бросил меня после той маленькой поганой истории с «Оксблад». Чтоб ты знала, контракт на Мортимер должны были заключить со мной. Студия хотела меня. Но Тад хотел… Не знаю, наверное, он хотел блондинку. – Она поспешно продолжила, желая сгладить горькие ноты в голосе. – Но никаких обид! Ведь прошла уже целая вечность.

Рот Фредди пытался зажить отдельной жизнью. Он дёргался; он гримасничал. Он хотел сказать что-то, по поводу чего мозг предпочитал помалкивать. Фредди был пьян в стельку, качался из стороны в сторону, как будто величественный, огромный бальный зал был слишком мал для этого грубого, ужасного, слоноподобного мужчины.

– А как насчёт тебя, Пенни? – прошипел Фредди. Пенелопа Эдисон выглядела так, словно должна была вот-вот разойтись по швам. Она всё тёрла и тёрла свои руки, как будто боялась замёрзнуть до смерти. Она уставилась на своего мужа – до чего ужасный был взгляд, полный мольбы и отчаяния. Беспомощные слёзы покатились по её щекам, и казалось, что они не остановятся. – Пенни? Язык проглотила? Кого ты любишь, Пен? Меня? Перси? А может, Элджернона? Или вот этот унылый мешок дерьма? – И он указал на труп Таддеуса Иригарея.

– Умоляю, Фредди, – прошептала она. Я в жизни не видела человека несчастней, чем плачущая Пенелопа Эдисон.

– Умоляешь – о чём? Я ничего не делал. Но если кто-то задал вопрос, то вежливость требует ответа. А вежливым быть важно, не так ли? Стоит мне хоть разочек перепутать пинты с квартами – всё, конец света; но ты можешь просто стоять себе и трястись, не отвечая на грёбаный вопрос?

– Фредди, прекрати. – Перси положил руку Эдисону на плечо, и тот, резко развернувшись, врезал ему прямо в глаз. Перси согнулся пополам, держась за лицо. – Фред! Я пытаюсь тебе помочь!

– Если кому и нужна помощь, то тебе! – прорычал Фредди в ответ. – После всего, что я всем вам дал! Без меня, без моей семьи, вы, говнюки, носились бы по сцене в аду, где вас бы не увидела ни одна грёбаная душа! И что я получил взамен? Какова моя баснословная награда за то, что я сделал всё ваше омерзительное существование возможным? – Он в два прыжка оказался возле трупа и пнул Таддеуса в плечо, пинком перевернул его на спину и продолжил пинать. Бедная безвольная рука Тада упала на пол.

Все начали орать, хватать Эдисона и скрежетать зубами, но Максин Мортимер видела только левую руку Тада, ту самую, по поводу которой добросердечная бедняжка Мэри переживала, что она будет вся в мурашках. Он сжал пальцы в кулак. Что-то в них было зажато, в этих окровавленных пальцах. Никто другой этого не заметил. Они были слишком заняты, сражаясь с пьяным магнатом, чьи ноги разъезжались в луже крови хорошего человека.

– Этот мусор, этот дерьмотрах и членосос, трахался с моей женой! – вопил Фредди из-под груды навалившихся на него крупнейших звёзд Города Мишуры. – Вот кто его любил! Моя Пенни. Вот кто!

Голова Пенни дёрнулась из сторону в сторону, рот открылся – она не дышала. Она тяжело рухнула на пол и выдохнула:

– Я не… я не…

Ну конечно, нет. Пенелопа Эдисон совершенно точно этого не делала. Она не могла. Разве что после дождичка в четверг. Что это вообще за чертовщина?

– Господи, кто-нибудь, принесите ей бумажный пакет, – сказала Мод Локсли.

– Скажи им! – визжал Эдисон. Король Звука-и-Цвета орал с выпученными глазами, в луже остывшей крови. – Эта грёбаная шлюха обвела меня вокруг пальца, пока я был в Элише, на Всепланетной выставке! А когда я вернулся, ты опять была стройной и подтянутой, разве нет, сука? Иезавель [81], аферистка проклятая…

Всё шло так хорошо. Прямо как в кино. Прямо сейчас, в своей каюте, в тиши глубокой, скорбной ночи, я думаю, что всё шло хорошо, потому что… так и должно быть в кино. Я применила заклятие, и на миг, лишь на миг, у жизни появился сценарий. Детектив запирает двери, называет подозреваемых, и в конце концов кто-то признаётся. Вот как это работает. Это инстинкт. Фредди не мог ему сопротивляться. И Перси не мог. Не могли они сопротивляться желанию заползти внутрь сценария. Там безопасно. Удобно. Тепло. Сценарий приглядит за тобой.

Но Перси всё остановил.

– А ну-ка все остыли! – Персиваль Анк, со всеми своими пороками и добродетелями, может вопить громче любого из моих знакомых. «Тишина на площадке!» – Слушайте меня. Мэри, я ценю то, что ты делаешь, но в этом нет необходимости. Я расскажу тебе правду. Мы с Фредди выпили пару скотчей на палубе, беседуя о новой модели камер. Фред похлопал меня по спине, а когда повернулся, то увидел Пенни и Тада через окна бального зала. Таддеус поцеловал Пенни, и у Фредди потемнело в глазах. Нельзя мужчину винить за такое. Он выбил дверь плечом, набросился на Тада, началась драка, мы боролись – все мы, все четверо! Мы боролись, и пистолет сработал. Нажать на спусковой крючок мог любой из нас: я, Пенни, Фред – мы все в какой-то момент за него схватились. Но это был несчастный случай. И теперь нам надо решить вот что: сколько жизней этот ужасный несчастный случай уничтожит?