При ближайшем рассмотрении трактор оказался американо-канадским «Катерпиллером Сиксти», далеко не самая современная для Запада модель по состоянию на 1940 год. А с другой стороны, это был весьма знакомый каждому советскому человеку сельхозагрегат, ведь это именно то, чем «в девичестве» был наш С‐60, он же «Сталинец». Брутальный дизайн – широкие гусеницы, спереди массивный, ящикоподобный, установленный практически открыто, двигатель с длинной, извергающей сизый дым трубой и массивным, бочковидным баком с топливом с левой стороны. Правда, на мой взгляд, этот трактор выглядел куда чище и опрятнее, чем те трактора, что я обычно привык видеть на просторах милой родины. Хотя это же не агрегат с колхозной МТС и частушки про отдельные особенности среднестатистического отечественного тракториста (ну, помните «лишь раз дала, год соляркою ссала») здесь явно не в ходу, да и сама машина реквизирована (вполне возможно – временно) у местного мироеда. А импортные мироеды за техникой обычно следят порой даже лучше, чем за людьми.

– Командир, сможете тормознуть его? – попросил Смирнов.

– Каким это образом? Раздеться догола и молча подойдя вплотную, нагло потребовать его шинель, пьексы и трактор? Или сунуть бревно между катков? Но во втором случае надо еще найти это самое бревно!

– Да нет. Просто выйдите ему навстречу и спросите чего-нибудь по-фински, мне всего лишь нужно, чтобы он остановился и отвлекся минут на пять, только сами особо близко к нему не подходите, – деловито уточнил Кюнст, протягивая мне позаимствованную в финском блиндаже (и когда это он ее успел скоммуниздить, интересно знать?) каску. Забавно, что этот бесхитростный биоробот почему-то счел, что я знаю финский язык настолько, что тракторист этой национальности меня вполне себе поймет. Хотя тут я как раз сам виноват – он же был в курсе, что в пределах «допроса военнопленного» я эту мову-таки знаю (и я сам это давеча в блиндаже, в самом начале разговора с невезучим капралом, успешно продемонстрировал), а значит, с пяток нужных фраз сумею из себя выдавить.

Остальная наша «ударная троица» после всех этих слов изумленно повернула физиономии в мою сторону. Однако понимая, что это, видимо, лучший вариант, я не стал спорить, сунул шапку за пазуху, надев вместо нее прямо-таки ледяную каску, убрал автомат за плечо и, подождав минут пять, пока трактор почти поравнялся с нами, вылез из-за деревьев, так, чтобы меня было видно, но одновременно стараясь не попадать в свет единственной фары «Катерпиллера». Спрашивается что я должен спрашивать у этого тракториста? Представиться полицейским и просить подышать в трубочку (которой у меня все равно нет)? По-моему, это могло проканать только, если бы по соседству оказался какой-нибудь завалящий санаторий для душевнобольных, но его тут, увы, не было…

– Seista, idiotti! – выкрикнул я два наконец пришедших мне в голову подходящих финских слова, силясь заглушить шум двигателя.

Тракторист дернулся и удивленно уставился в мою сторону сверху вниз из-под надвинутой на брови шапки, а потом придержал своего «железного коня» на холостых оборотах, остановившись метрах в пяти передо мной. Пока он силился понять, что это за некий хрен с бугра вырос на его привычном пути (практически стемнело, и чья на мне форма и какое оружие, разобрать было трудно, но беленую каску он точно должен был рассмотреть, а слегка или совсем неправильный финский язык им, постоянно трущимся среди «чужаков»-иностранцев, видимо, был привычен), да еще и с места в карьер совершенно незаслуженно обзывает его идиотом, я рассмотрел, что трактор, похоже, был окрашен в «фирменный» серо-красный цвет, а спереди на его радиаторе присутствовали выштамповки с английскими буквами «Sixty» и «Caterpillar». На его советском аналоге там же были буквы «Сталинец» и клеймо завода ЧТЗ (иронично-злые языки из числа советских трактористов обычно расшифровывали эти три буквы как «Чтоб Ты Затрахался», намекая на трудность запуска двигателей как С‐60, так и любых других отечественных тракторов первого поколения). Видимо, только это, плюс худшее качество сборки и отличало наш трактор от заокеанского оригинала.

– Mika hataa? Mitta vittua? – хрипло отозвался наконец тракторист, явно не догонявший, чего мне от него нужно и какого, собственно, хера?

– Tarkastus! – важно сообщил я ему о том, что это всего лишь «проверка на дороге», и тут же выдал известный мне пароль:

– Karnevalli!

– Kirkko, – как бы нехотя отозвался финский водила и, явно потеряв ко мне интерес, повторил свой вопрос на тему того, чего мне, собственно, надо: – Mita tarvitsen?

– Oletko nahnyt jotain epailyttavaa? – с трудом воспроизвел я подходящую фразу, вопросив что-то на тему того, не увидел ли он, часом, кого-то «постороннего». Подозреваю, что применительно к зимнему военному лесу это прозвучало несколько диковато. Рассуждая логически – откуда здесь посторонние и кто для них вообще может быть посторонним?

– Ei, – сказал явно ничего такого не видевший тракторист. Все верно – нигошеньки-то он не видел и никого не встретил.

И, прежде чем я придумал, о чем бы еще его спросить, дабы потянуть время, справа от трактора, совершенно неожиданно для его водителя, возникла (ну словно из сугроба выросла!) знакомая фигура Смирнова, резко махнувшая правой рукой, целясь куда-то вверх. Что именно он сделал, я так и не успел понять, но после этого водила беззвучно сполз со своего сиденья влево, навалившись прямо на бак с топливом.

Вот так вот просто, раз – и он уже покойник. Нет, я бы точно так не смог.

Отбросив подальше трофейную каску (голова в ней замерзла зверски, практически до онемения), я натянул нагретую за пазухой шапку и взял ППД на изготовку. За эти считаные секунды рядом с мерно тарахтящим трактором нарисовался Кузнецов. Было видно, как они вдвоем стягивают с машины труп тракториста, а Кузнецов сноровисто облачается (прямо поверх маскхалата) в шинель и шапку покойника.

Потом я помог Смирнову оттащить остывающий труп финна за деревья. Маскировать его смысла не было, поскольку следы волочения все равно остались на снегу, да и натоптали мы на месте остановки трактора тоже изрядно.

Оставшаяся за деревьями троица, приподняв головы из снега, смотрела на эти наши манипуляции с некоторым обалдением.

– Все в волокушу, – скомандовал им Смирнов. Я молча утвердительно кивнул.

С погрузкой возникла некоторая заминка. Сначала пришлось отогнуть заснеженный брезент и затолкать туда лыжи и винтовки. А уж затем и мы сами уселись на пропахшую бензином и соляркой дощатую платформу волокуши, позади бочек с топливом. Смирнов притулился с левого края, чтобы иметь возможность мгновенно соскочить. Потом Кузнецов натянул брезент нам на головы (чтобы со стороны, по крайней мере спереди, не было видно, что в волокуше везут людей – очень разумно), взгромоздился на место водителя и прибавил оборотов. Трактор заревел и затрясся, а потом, лязгнув сцепкой и деталями ходовой части, наконец, тронулся.

Ошибиться с маршрутом было сложно, поскольку новый водитель «Катерпиллера» держался хоть и прилично заметенной, но все-таки довольно отчетливо видимой на снегу колеи. При этом мы видели из волокуши только то, что происходило сзади и немного по сторонам.