В общем, мы ехали. В вони солярного выхлопа по сторонам медленно уползал назад зимний лес.

Потом наш трактор немного сбавил ход.

– Гляньте, товарищ командир! – ткнул меня в плечо Смирнов, показав в сторону.

Я на всякий случай активировал «СНА» и соскочил с волокуши на укатанный трактором снег. В «тепловизионном» режиме я ничего не увидел, а вот глянув туда, куда он указывал, узрел два торчавших из снега, по сторонам от тракторной трассы, деревянных то ли столба, то ли очень толстых и длинных кола. Сами они были старыми, а вот таблички на них выглядели куда новее. На левом столбе, на покрашенном в белый цвет фанерном прямоугольнике, было написано (с каллиграфической четкостью, но явно от руки, без трафаретов – небось какого-нибудь подвернувшегося писарчука привлекли) черной масляной краской «Ei merintaa!», чуть повыше скалился с другой белой фанерки очень довольный зубастый череп с двумя нарисованным под ним перекрещенными берцовыми костями. А справа, на втором столбе, отчетливо белели еще два куска фанеры, с надписями «Avasti!» и «Vaalallisesti!». Похоже, эти запретительные таблички развесили здесь совсем недавно.

И еще один характерный момент – от этих самых столбов проторенная гусеницами колея раздваивалась. Вторая, заметенная значительно сильнее, но все же еще видимая колея шла не вправо, к узкоколейке, а прямо на восток, как раз в ту сторону, откуда пришли мы и где сидели в «котлах» окруженные части РККА. Похоже, именно в ту сторону и ездил этот самый, уничтоженный нами танк – все более-менее сходилось.

– Товарищ майор, – спросила из глубины капюшона трофейного маскхалата летчица Заровнятых (почему-то, несмотря на шум трактора, шепотом): – А чего там написано?

– Стой! Опасно! Проход воспрещен! – перевел ей Смирнов, еще до того как я успел вернуться в волокушу и открыть рот.

– Там что, действительно так опасно? – удивилась и где-то даже испугалась лейтенантша.

– Не обращайте внимания, – успокоил ее я. – Похоже, простая предосторожность. У них же тут секретный, мать его так, объект, или что-то вроде того…

Больше меня ни о чем не спрашивали. Нервная обстановка, когда едешь непонятно куда (а точнее – прямиком в лапы к врагу), ожидая каждую минуту выстрела в упор, или иных поганых сюрпризов, разговорам как-то не способствовала.

Наконец-то прессующий собой свежие сугробы трактор въехал на хутор, миновав частично видимую из снега изгородь из толстых, добротных жердей. Дальше потянулись дома, сараи и прочие «надворные постройки». Мой «СНА» показал впереди одинокую красную метку, а затем, в свете фары, у изгороди правее нас, я, не без труда выглянув из-под брезента, уже и чисто визуально узрел некстати нарисовавшегося на нашем пути очередного финского солдата (стало быть, сегодня вредный «сержант Аххо», о котором нас предупреждал покойный Антисамотыко, все-таки выставил часового, ну-ну) в шинели и ушанке, с винтовкой на плече и уже привычной брезентовой сумкой с британским «резинотехническим изделием номер 1» (это не то, что вы подумали, ребята, презерватив – это «резинотехническое изделие номер 2», а «номер 1» это всего лишь противогаз) на груди. На мой взгляд, мерзнуть здесь этот воин мог только с одной целью – встретить трактор, а потом пойти и доложить господину сержанту о том, что транспорт проследовал в нужном направлении. Ну а затем уже господин сержант мог с чистой совестью докладывать по телефону своим «господину лейтенанту и господину капитану» о том, что «топливо прибыло», или что-то вроде того. Других вариантов тут как-то не возникало.

– Karnevalli! – выдал со всего места Кузнецов, прежде чем солдат успел что-либо спросить или, к примеру, разглядеть, что тракторист сегодня какой-то явно незнакомый.

– Kirkko! – отозвался солдат, без малейших эмоций.

И, еще до того как он это сказал, Смирнов, словно чем-то больно укушенный, рванул из волокуши. Было такое ощущение, что он практически не проваливался в снег, хотя в стороне от тракторного следа должно было быть по колено, не меньше. Мы ничего не увидели и даже не услышали, но вот вражеский часовой как стоял, так и исчез, в мгновение ока, словно его и не было. Смирнов вернулся на место, а трактор взял чуть вправо, теперь двигаясь по тому, что с натяжкой можно было назвать «хуторской улицей» (хотя, какие на хуторе с, от силы, десятком домов могут быть улицы?) слегка под уклон, в сторону озера, где на самом берегу смутно маячили в темноте какие-то длинные сараи или что-то типа того. Интересно, что не было слышно положенного в таких случаях дежурного собачьего гавканья, похоже, при эвакуации здешние хуторяне (у которых, как я понял, ничего и никогда не пропадает) забрали с собой и цепных бобиков. Ну, для нас это был скорее плюс – как известно Терминаторам разные там двортерьеры совершенно ни к чему, они только отвлекают внимание и увеличивают расход боеприпасов.

– Мы сейчас куда? – спросил я у него.

– Туда, куда следы ведут. Вся остальная «массовка», по-моему, вон в том доме. Видите, там та самая желтая дверь, о которой нам говорил пленный!

– Тогда действуйте, чудо-богатыри, живых не надо, – сказал я, ловя при этом испуганные взгляды летчицы и обоих ремонтников. И в этот момент мне в голову пришла уже довольно давно тревожившая меня мысль. Все-таки, по-моему, главная моя функцией в этой операции была не уничтожающей (в этом мне до этих убивцев как до Китая раком) «руководяще-направляющей», а именно – отдача Кюнстам текущих приказов. Как я начал понимать еще в первый раз, у всех этих искусственных людей и прочих хреновых биороботов всегда была серьезная проблема с «выбором возможных вариантов». Возможно, это даже была некая, сознательно установленная в них для безопасности «ограничительная функция», но факт оставался фактом – в этом их далеком будущем главные решения все-таки должен был принимать человек.

И действительно, Смирнов сориентировался верно, при дальнейшем движении трактора его фара высветила стоявший дальше по улице, сложенный из толстых бревен, крытый засыпанным толстым слоем снега тесом добротный дом, с окрашенной в ярко-желтой цвет входной дверью и примыкавшим к нему сараем, в открытой двери которого виднелась высоченная поленница дров. Наличия снаружи чего-то живого мой «СНА» не показал. В двух выходивших на нашу сторону окнах финской избы был тусклый свет. Когда мы поравнялись с крыльцом дома, наш водила остановил трактор, который опять затарахтел на холостых оборотах. И, пока никто не выглянул на улицу с целью выяснения причин нашей остановки, Смирнов и Кузнецов бесшумно метнулись в дом. Вошли они туда так, что даже дверь не скрипнула.

А мы, четверо, ждали развязки, не слыша ничего, кроме тракторных выхлопов и своего заметно участившегося пульса.

– Оружие держим наготове, но без команды не стреляем! – сообщил я оставшейся со мной троице с, как мне самому показалось, максимально успокаивающей нервы интонацией. Кажется, они меня поняли и сильнее сжали приклады трофейных автоматов.

Но, против ожидания, в доме не было ни выстрелов, ни шума, а минут через десять на крыльце, плотно прикрыв за собой дверь, наконец, появились оба Кюнста. Целые и невредимые (как будто могло быть по-другому?). Я немедленно выбрался из волокуши им навстречу.