— Судно называлось «Нота». Пакетбот «Нота». Затонуло в 1918 году, в июне, подорвавшись на мине.

— Они были в Китае?

— Нет. Только лишь в Южно-Китайском море. Незадолго до возвращения они натолкнулись на сгоревшую джонку. Живых там не было, но был жемчуг — довольно много, и, как я понимаю, эта пирамидка. Как вы сказали, она называется? Тинграм?

— Тинграм, — подтвердил антиквар. — И что интересно…

Он медленно затянулся и выпустил в воздух несколько колец, которые тут же пронзил струйкой дыма.

«Ну и пижон, — подумал Пименов беззлобно. — Но это же надо — так держать паузу!»

— И что интересно, — повторил Борис Яковлевич. — Я о вашем тинграме слышал многократно, но в то, что смогу подержать в руках, честно говоря, верил мало. Не бывает такого. Знаменитый фрагмент вам достался, Алексей Александрович, куда как знаменитый! А позвольте полюбопытствовать, что вы подняли еще с этой вашей «Ноты»? Жемчуг? Золото?

Пименов пожал плечами.

— Я смотрю, вы дорого одеты, — антиквар улыбнулся краем рта, — а вот привычки носить такую одежду я не наблюдаю. Вас она тяготит, и это видно. Ваши руки, опять-таки… Они не похожи на руки богача, молодой человек. Это руки работяги. И в глазах у вас я не вижу, как ни странно это звучит, избалованности, из чего делаю выводы, что это еще будет, но не сегодня. Вы еще к деньгам непривычны, в счастье свое окончательно не верите и еще вчера зарабатывали себе на кусок хлеба собственными мозолями. Вы разбогатели, друг мой, но недавно, совсем недавно. И еще не привыкли к новой роли. Так? Я потому и спросил, что многое вижу. Не от любопытства вовсе. Не хотите — не отвечайте.

— Особого секрета тут нет, Борис Яковлевич, — сказал Пименов. — Искали мы жемчуг, но с ним не задалось.

Антиквар кивнул, щурясь сквозь густой табачный дым.

— А поднял я золото…

— Вот, значит, как? — произнес старик, задумчиво разглядывая Пименова. — Искали, значит, «мы». А поднял — уже «я». Я правильно расслышал?

— Да.

— Жемчуг «скис»?

— Да.

— Странно, что вы этого не предвидели… Ну, скажу вам, золото тоже неплохо! Знавал я людей, которые на поиски эфемерных сокровищ жизнь положили, а не нашли ничего.

Антиквар развел руками.

— То есть — вообще ничего. Так что — считайте себя счастливчиком. Вы живы, вы богаты, вы молоды, что, пожалуй, самое ценное в этом списке. Зачем вам рисковать?

— Чем? — не понял Пименов. — Чем я рискую, придя к вам?

Борис Яковлевич протянул вперед руку и постучал сухим указательным пальцем по металлическому кругу, лежащему на скатерти.

— Тинграм, — сказал он, четко выговаривая каждую букву в чужом невкусном слове. — Т-и-н-г-р-а-м! Они появились в восемнадцатом веке, но в Европе. В Китае их знали раньше. А этот… Шесть фрагментов его я видел в Гонконге, в одной прелюбопытнейшей коллекции… А седьмой — центральный фрагмент, как вы догадались, — отсутствовал. И, как часто бывает, отсутствующая часть была ключевой. Весь тинграм — это карта целого куска Индонезийского архипелага и еще — интересная история, на нем написанная. Но история без начала и без конца… Вы, Алексей Александрович, знаете, что такое Тордесильясский договор?

— Нет. А должен?

— Зависит от образованности на самом деле, но ваш вопрос принимаю. Дела давно минувших дней. Был такой Папа Римский — Александр VI из славной семьи Борджиа, который, глядя на то, как его любимые дети — Испания и Португалия — не могут не воевать друг с другом, решил поделить между ними мир. И поделил. Как арбуз разрезал. Но если учесть, что в 1494 году, когда этот раздел происходил, не был открыт даже Тихий океан, то сам Папа не понимал, кому и что он дарит. Но этот договор должен был обеспечить в христианском мире мир и согласие. Увы, не случилось ни мира, ни согласия. Но не суть важно… Все это, молодой человек, — преамбула. Никто, естественно, ни с кем не помирился, испанцы, где могли, резали португальцев, а португальцы — испанцев. И корабли под прикрытием корсарского патента — и испанские, и португальские — бороздили моря-океаны в поисках добычи, невзирая на договоренности, достигнутые в Риме. Интересующая нас с вами история произошла спустя двести с лишним лет после мудрого решения Александра VI.

Из португальского Макао в Лиссабон вышли три каравеллы под охраной линейного корабля «N.S. da Assuncao». Грузили их в обстановке полной секретности, и, как часто бывает, каждая собака в Макао знала, что на борту судов, помимо пряностей, находится еще и золотой груз — несколько тонн золота. Корабли вышли из порта сразу после окончания сезона муссонов и, как назло, попали в свирепый шторм неподалеку от берегов Сиама. Буря истрепала суда, отнесла их южнее — гораздо южнее их маршрута, и вдобавок столкнула нос к носу с испанскими корсарами. Судьбу золотого каравана решило одно ядро, попавшее прямиком в пороховой погреб «N.S. da Assuncao», — линейный семидесятипушечный корабль разнесло в щепу. Оставшиеся без прикрытия каравеллы смело приняли бой. И две из них в течение часа камнем пошли ко дну, до последней секунды продолжая палить из пушек по врагу. Третья, та, которая по иронии судьбы несла в своих трюмах только пряности, была взята на абордаж, разгружена и из-за больших повреждений корпуса и такелажа, делающих ее непригодной к буксировке, затоплена неподалеку от других судов. Оставшиеся в живых члены команд либо «прогулялись по доске» с ядрами на шее, либо просто, без затей, отправились за борт. Судьба португальских судов оставалась тайной на протяжении нескольких лет, но… Нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным. Спустя три года в Макао появился один из членов экипажа каравана, чудом спасшийся из пиратского плена… И… Ну, вы сами понимаете. Якобы тинграм был нарисован с его помощью. Он, один португальский негоциант и китаец, по слухам, глава могущественной триады Макао, образовали триумвират, целью которого было поднять сокровища. Тинграм был поделен на части, каждая из которых была ключом для двух других… Чувствуете интригу?

— Пожалуй — да. Даже догадываюсь, чем дело кончилось. Сокровища не нашли, а члены триумвирата, как водится, перерезали друг другу глотки…

— Это вы по собственному опыту судите? — спросил Борис Яковлевич, прищуриваясь, и сухонько кашлянул в кулак.

Пименов окаменел лицом.

— Ладно, ладно, считайте, что я неудачно пошутил… Никто никого не резал. Они сделали две попытки, и обе неудачные. Правда, в одном случае они подняли со дна несколько монет и пушку, но на этом все и кончилось. Негоциант и китаец трогательно заботились о своем бедном партнере, и он умер далеко не в нищете, как гласит история, от пьянства и умер. Если бы дело было позднее — умер бы от сифилиса, но сифилис был занесен в Европу матросами Колумба и до провинций еще не добрался… Очень уж наш морячок уважал крепкие напитки и женский пол!

— Откуда такие подробности? — удивился Леха искренне. — И где все это написано?

— В самых разных местах, поверьте, друг мой! Вы просто себе не представляете, сколько ненужных мелочей хранится в загашниках у истории! Рассыпанного по крупицам, разбросанного по листам ветхой бумаги, поеденной мышами! Единого источника просто не существует! Но все это так похоже на правду, что, скорее всего, чистая правда и есть!