Если госпожа Каретникова и нервничала, то совершенно незаметно для внешнего восприятия. При нашем появлении не встала, но на каждом из нас задержалась взглядом – недолго, какие-то доли секунды. Обыкновенное, но не лишенное приятности лицо. Умелый макияж маскировал несколько великоватый нос. Светлые волосы, хорошая стрижка. Не иначе как в Леськином салоне. С такими волосами запросто можно рекламировать любой шампунь, подчеркивая его исключительность. Мы вразнобой поздоровались.

– Здравствуйте. Спасибо, Галина Вячеславовна, можете быть свободны. А вы рассаживайтесь, пожалуйста, туда, где вам будет удобнее. Она посмотрела на наручные часы, очень удивилась быстротечности времени и снова обратила на нас безмятежный взор опытного профессионала: – Я вас внимательно слушаю.

Кабинет был довольно уютным и демонстрировал полную стерильность. Даже листья двух пальм в кадках отливали глянцевой чистотой. Такое впечатление, что их дважды в день протирали мокрой тряпочкой.

Елизавета Михайловна улыбнулась:

– Возможно, вам будет удобнее присесть на диван?

– Спасибо, не беспокойтесь. Мы присядем к столу. – Я благодарно улыбнулась в ответ, одновременно думая о том, что наше «трио» выглядело бы на диване группой провинившихся школьников. Кроме того, мы не смогли бы улавливать реакцию друг друга на нюансы беседы и, соответственно, понимать. – Михаил Трофимович, вы не будете возражать, если я сяду напротив вас и Натальи Николаевны?

– Он не будет возражать, – вежливо ответила за детектива Наташка. – Потому что я присяду на диване.

– Может быть… вам стоит снять верхнюю одежду? Кофе? Чай? – поинтересовалась Елизавета Михайловна.

– Спасибо, но мы тоже спешим. – Михал Трофимыч поставил решительную точку на взаимных реверансах. Судя по сухости тона, намеревался заложить крутой вираж и коренным образом изменить характер беседы. Отношения сторон неминуемо должны были испортиться.

Наверное, моя адресованная ему улыбка была ничуть не хуже улыбки неопытного бандита Быкова. Во всяком случае, детектив осекся. Следом прозвучало Наташкино замечание в адрес развязавшегося шнурка на Мишином ботинке, изначально рожденном с липучками. Детектив невольно потупил взор и нагнулся. Елизавета Михайловна сделала вид, что ее в данный момент больше всего интересует шариковая ручка. Я сочла обстановку вполне благоприятной для небольшого откровения. Пытать госпожу Каретникову вопросами и нервировать разного рода требованиями сейчас не стоило. Начала «от печки», то бишь с вечера прошлой пятницы. И очень задушевно. Михал Трофимыч, любуясь тембром моего голоса, даже слегка прищурил глаза. Разумеется, я не стала раскрывать истинную причину, по которой мы с Натальей явились к дому на улице с вязом. Просто пытались найти знакомых, ухитрившихся получить новую квартиру, но забывших сообщить свой новый адрес.

– Они обещали отдать мне на дачу старый холодильник, – скупо пояснила Наташка.

Я не возражала, ибо достойнее соврать не могла. Если Каретникова и заметит кое-какие неувязки, то как умная женщина промолчит. Я продолжила свой рассказ о том, как мы с Натальей стали невольными свидетелями похищения человека, с которым познакомились ближе только на следующий день.

– В поисках холодильника, – вновь отметила Наташка. – Мы приехали в субботу, решив пообщаться с оставшимися жильцами.

Я нахмурилась, но не возразила. Не стоило начинать препирательства.

– Квартира Николая Петровича была открыта. Сам он находился в ванной. Как нам показалось, без признаков жизни. Следом заявились обманутые им люди. В тот момент они полностью подходили под описание бандгруппы и сочувствовать им как жертвам обстоятельств, либо лезть на рожон мог бы только безумец. На счастье, они недолго пробыли в квартире, оставив воскресшего Николая Петровича условно живым. Руки у него были связаны, к ногам наручниками приковано взрывное устройство, отсчитывающее последние минуты его жизни.

– И нашей тоже! Только мы это не сразу сообразили, – дополнила мой рассказ Наташка. – Правда, после запуска освобожденного дипломата с взрывчаткой в свободное строительное пространство этот дипломат повел себя странно…

– Разрешите, я поясню, – вклинился детектив. – Дело в том, что ваш, Елизавета Михайловна, муж довел специализацию своего ремесла до совершенства. И ухитрялся ловко выкручиваться из любой ситуации. Сумел убедить своих прежних жертв, что все деньги у курьера. Я думаю, что фамилия Петухов вам знакома…

Михал Трофимыч сделал паузу, предоставив Каретниковой возможность для чистосердечного признания в знакомстве с Ильей, но она с честью выдержала эту паузу и приветливо рекомендовала нам продолжать. Даже отложила в сторону свою шариковую ручку, дабы не отвлекала от увлекательного прослушивания. Детектив пожал плечами и протокольным голосом заявил, что продолжать ему, собственно говоря, нечего: двое ребят из группы постоянно сидели в засаде у дома и все-таки дождались возвращения Литвинова, сумевшего от них удрать.

– Не знаю, где он скрывался. Судя по всему, не в комфортабельных условиях. Пока Ирина Александровна с Натальей Николаевной прятались на балконе, господин Литвинов с видом умирающего великомученика посетовал на то, что бойцы сами виноваты в том, что упустили курьера в аэропорту, и назвал место, где его следует искать. Бойцы немедленно кинулись туда, якобы забыв освободить Литвинова от наручников и взрывного устройства. Честно говоря, думаю, они сделали это умышленно. Взрывное устройство фактически было игрушкой с будильником и никакого серьезного вреда Литвинову не могло причинить. Но до возвращения обманутых им братков Литвинов не имел бы возможности удрать. Полностью доверять его словам они не могли. Более того, переговорив с соратниками и сообщив им очередные, почерпнутые от Литвинова сведения, решили оставить у дома караульную службу. Не исключено, что сбежавший с деньгами курьер постарается найти у Литвинова временный приют. И были вознаграждены чудным зрелищем…

– Ну не такое уж оно и чудное, учитывая наше на тот момент состояние, – поправила я детектива. – Мне не дает покоя мысль, почему Литвинов оставил дверь в квартиру открытой…

– Это Лерина вина, – громом небесным прозвучал спокойный голос Елизаветы Михайловны.

Она поняла наше смятение по-своему.

– В ту злополучную пятницу Лера убегала в полной растерянности. Прихватив ключи, не догадалась запереть дверь. Других у мужа не было, а этот замок можно закрыть только ключами.

– С-спасибо, – машинально вылетело у меня. – Ну да… Николай Петрович был лишен возможности закрыться. Да и забежал он только на минутку – за деньгами и переодеться. Умыться не успел – мы с Натальей заявились, ну и… «сделался, как без чувств». Надеялся, что испугаемся и убежим. И убежали бы, но тут новые визитеры… Зато он мастерски задурил нам голову Горицветой.

– Кем, простите? Второй раз сегодня слышу это странное слово.

Лицо Елизаветы Михайловны выражало живейший интерес.

– «Горицвета» – имя, присвоенное нами деревянной скульптуре девушки…