А вот Диллон знает настоящую Прис…

Она еще несколько минут постояла у зеркала, прежде чем хмуро отвернуться. Нет, она не изменит своим принципам даже ради него. Не даст слабину… Если она не сможет ожесточиться сердцем против него, значит, нужно всего лишь ожесточиться умом. И мыслить быстрее и проворнее Диллона.

В этот момент в комнате появились другие дамы. Она поймала несколько любопытных взглядов, но пожала плечами. Скрыться здесь невозможно. Она слишком заметна, чтобы просто раствориться в толпе.

Она неожиданно сообразила, что, если задержится здесь подольше, Диллон попросит Аделаиду пойти за ней. Что за унижение!

Она решительно направилась к двери. Должен же быть какой-то выход!

Остановившись в тускло освещенном коридоре, она посмотрела в ту сторону, где из открытых дверей бального зала лились свет и веселье. Двери открывались в фойе у подножия главной лестницы.

В коридоре никого не было. Но это ненадолго. Из дамской комнаты доносились голоса. Сейчас леди выйдут оттуда и вернутся в зал.

Она огляделась. Коридор рядом с дамской комнатой был абсолютно темным. Еще несколько шагов, она свернет за угол и перебежит в другое крыло.

За дверью послышались женские шаги. Решившись, она поспешила в сторону, противоположную от бального зала. Дверь дамской комнаты открылась как раз в ту минуту, когда она скользнула за угол.

Прис шагала по крылу, где находились спальни. Женские голоса за спиной стихли. Она снова оглянулась и остановилась, не в силах поверить своей удаче. Другая сторона крыла, за главным коридором, из которого она явилась, заканчивалась комнатой, углубленной в стену, так что из коридора дверь не была видна. Оттуда струился слабый свет: значит, дверь приоткрыта.

Такие комнаты часто готовились на случай, если даме требовалось немного отдохнуть.

В этих обстоятельствах она считала себя вправе воспользоваться комнатой.

Вернувшись, она заглянула за угол. Дождалась, пока из дамской комнаты появились две хихикающие молодые особы, и бросилась к своему убежищу. Бесшумно ступая, на случай если там уже кто-то есть, она вошла в маленькую гостиную с двумя большими креслами, стоявшими у камина, где горел огонь, больше по обычаю, чем для тепла. На пристенном столике стояла лампа, фитиль которой был прикручен совсем низко. Однако она смогла разглядеть, что в креслах никого не было.

Облегченно вздохнув, она бесшумно закрыла дверь, взглянула на торчавший в скважине ключ, повернула его. Ключ щелкнул, и странная паника, которая уже стала одолевать ее, немного улеглась.

Чувствуя себя ужасно одинокой, она подошла к камину и по привычке нагнулась, чтобы погреть руки.

И ощутила его присутствие за секунду до того, как его ладонь сжала ее попку и стала ласкать.

Прис с приглушенным проклятием выпрямилась и очутилась в его объятиях.

Он улыбался так плотоядно, словно она была его следующим обедом.

– Я все гадал, сколько придется тебя ждать.

Он повернул ее к себе и снова сжат в объятиях. Ошеломленная, она уперлась кулачками ему в грудь и глубоко вздохнула.

И прежде чем успела разразиться тирадой, которую, по ее мнению, он полностью заслуживал, Диллон наклонил голову и запечатал ее губы, изгнав поцелуями все мысли из головы.

Он целовал ее, пока она не задохнулась, пока его запах, его вкус не ошеломили и соблазнили ее так, что она была вынуждена льнуть к нему, боясь упасть. Слияние их губ, сплетение языков было жадным, голодным и восхитительным. Каждая частица ее измученного существа словно впивала живительную влагу.

Она успела опомниться, только когда его губы скользнули по ее щеке. Вцепившись пальцами в жесткие мышцы его плеч, противясь желанию зарыться руками в его волосы и прижаться всем телом, она закрыла глаза и прошептала:

– Отпусти меня.

– Нет, – пробормотал он, стискивая ее еще сильнее. Каждый нерв ее тела был натянут, голова шла кругом, но…

– Почему?

Ее самый настойчивый вопрос. Она открыла глаза и увидела, что он изучает ее и одновременно ищет слова, которыми можно было бы выразить правду.

Но тут его губы отвердели.

– Потому что ты моя.

Фраза могла бы показаться мелодраматичной, но это была констатация факта. Твердое, безоговорочное решение.

Он снова завладел ее губами, она не могла ему отказать. Несмотря на все ее отказы, на недоверие, их потребности и желания совпадали и сливались в единое целое.

Одно стремление, один голод, одно ошеломляющее желание познать буйную и неукротимую, парящую, жадную, свирепую, всепоглощающую страсть, которой они могли достигнуть только вместе.

Недаром ее отец заметил, что Диллон обладает преимуществом, которого не имел ни один из поклонников Прис: он ее понимал. Не полностью и не совсем, но во многих отношениях думал и чувствовал, как она.

Хотел ее с тем же огнем и страстью, которые опаляли ее буйную неукротимую душу.

Хотя он ощущал, как растет в ней страсть, все же не мог не заметить ее смущения, неуверенности, потребности понять, что происходит. Ее стараний выстоять против неотвратимого прилива, настороженности, которая останется до тех пор, пока не станет ясно, куда он клонит, пока она не узнает, что будет означать полная капитуляция перед ним. Пока не поймет, где находится та дорога, по которой он намерен ее вести.

Он мог одним махом смести ее сопротивление, но слишком хорошо знал, что, если откроет свои цели, это лишь приведет к дальнейшим спорам и сопротивлению. Если он хочет завоевать ее, необходимо открыть правду. Высказать свои намерения в простых, честных выражениях, которые невозможно будет истолковать в ином смысле.

Но это Прис. Как и он, она не верит словам. Деяния говорили громче и откровеннее.

Они оба разгорячились. Он провел ладонями по ее спине, прикрытой тонким шелком.

И ощутил ответный трепет, когда она приникла к нему, вцепившись в лацкан фрака, словно боролась с желанием поторопить его. Старалась сохранить здравый рассудок, даже когда прильнула еще ближе, животом и бедрами.

Его пальцы нашли что искали: шнуровку лифа.

Подняв голову, прерывисто вздохнув, он повернул ее спиной, прижал к себе. И почти грубо сжал груди, слыша ее стон.

Прис, зажмурившись, пыталась побороть нервный озноб. Но ей не было холодно. Сейчас одежда только мешала.

Он продолжал мять ее груди, уверенно, неспешно, точно зная, как действуют на нее его ласки, лишают разума, ослабляют волю…

И прежде чем она собралась с духом и попробовала вырваться, одна рука оставила ее уже ноющую грудь. Отодвинувшись, он ловко расшнуровал лиф платья.

Почему он здесь? Почему делает это? Чего намеревается добиться?