Боль находится в теле, а страдание — в уме. Страдание полностью обусловлено цеплянием или сопротивлением. Это знак нашего нежелания идти вперёд, двигаться по течению жизни. Хотя в жизни всегда присутствует боль, мудрая жизнь свободна от страдания. Мудрый человек видит в неизбежном своего друга и не страдает. Он знает боль, но она не разрушает его. Если у него есть такая возможность, он делает то, что необходимо для восстановления баланса. Если же такой возможности нет, он позволяет всему идти своим чередом.

Нисаргадатта

Когда мы учимся отличать боль от страдания, мы обнаруживаем, что иногда боль бывает призывом к действию. Иногда же мы должны просто признать свои утраты и трагедии. Как бы там ни было, боль приходит и уходит. Страдание вырастает из нашей реакции на изначальную боль. Вторая благородная истина говорит нам о том, что, когда мы цепляемся, мы порождаем страдание. Когда Аджан Чаа замечал, что кто-то из его учеников испытывает трудности, он спрашивал с удивлённой интонацией: «Эй, ты что — страдаешь?». Если человек отвечал отрицательно, он смеялся и говорил: «Ну и хорошо». Если же человек отвечал утвердительно, он также улыбался и говорил: «Хм-м-м… Должно быть, ты слишком сильно цепляешься». Страдание подобно ожогу от верёвки. Чтобы не обжигаться, достаточно отпустить верёвку.

Буддийская психология подталкивает нас к исследованию того, как работает цепляние. Чем больше мы цепляемся, тем сильнее наше страдание. Если мы попытаемся обладать окружающими нас людьми и контролировать их, мы будем страдать. Если мы изо всех сил стараемся контролировать свои тело и чувства, мы также страдаем. Если действия нации основаны на цеплянии и алчности, страдает весь мир. Медитация учит нас тому, что мы можем отпустить своё цепляние.

Тридцативосьмилетняя женщина по имени Лони прибыла на недельный ретрит через год после того, как у неё обнаружили СПИД. После диагноза она провела несколько месяцев, утопая в замешательстве и страхе. На ретрите она начала замечать, сколько страданий она сама для себя создавала. Расслабившись и став более внимательной, она обнаружила, что страх был хуже боли в её теле. Лони начала учиться отпускать страх каждый раз, когда возникали связанные с ним мысли и чувства. Поначалу они были цепкими и липкими, и она каждый раз становилась мягче и отпускала. Через несколько дней такой практики её тело расслабилось, ум успокоился, и она наполнилась исцеляющей любовью и благодатью, о которых прежде не могла даже помыслить. Ключевым моментом было отпускание. Другой практикующий по имени Стив прибыл на ретрит в разгар конфликта со своими взрослыми детьми. Когда он сел медитировать, то увидел, что был полон обвинений, страха и запутанности и цеплялся ко всему, что они делали. Затем он заметил мгновения, когда его страх стихал, а его сердце открывалось. Вместо того чтобы крепко держаться за то, «как всё должно быть», он мог посмотреть на вещи с точки зрения: «Что в данный момент лучше для всех?». Ему достаточно было отпустить контроль совсем немного, чтобы начала возвращаться его забота.

Подобно Стиву, Пилар была полна обвинений и гнева. Она недавно потеряла работу в ходе реструктуризации компании. Она была убеждена, что причиной было нежелание её патриархально настроенного босса повышать женщин. Она так сильно злилась, что обдумывала месть. Она хотела подать в суд за несправедливое увольнение. В ходе медитации она смогла почувствовать всю свою боль. Ей было предложено исследовать причины своего страдания. Она осознала, что если будет действовать исходя в первую очередь из цепляния и гнева, то будет страдать. Она по-прежнему считала судебное разбирательство необходимым, однако осознала, что может подойти к нему по-другому. Если она будет действовать из сострадания и заботы о себе и тех, кто, возможно, к ней присоединится, она сможет выбрать то же самое действие, но страдать гораздо меньше.

Отпускание причин страдания — это процесс. Иногда это означает просто позволять своим переживаниям быть и не пытаться избавиться от них, смягчившись в состоянии принятия. Такое смягчение приносит явное ощущение расслабления в теле и уме. Аджан Чаа поощрял нас чувствовать боль цепляния, а затем расслабляться, опускать груз на землю. Он говорил нам: «В эти дни все мы одержимы спешкой и напором. Манго больше не сладкие. Прежде чем они успевают поспеть, их снимают с дерева и отправляют на искусственное дозревание. Это происходит потому, что люди хотят получить их поскорее. Однако, когда вы едите их, они оказываются кислыми. Вот что происходит, когда люди пытаются удовлетворить своё желание получить всё побыстрее. Чтобы получилось что-то хорошее, что-то сладкое, сначала вы должны позволить этому побыть кислым и следовать его собственной природе. Мы же собираем плоды слишком рано и жалуемся, что они оказываются кислыми».

Когда Синтия только начинала свою буддийскую практику, она сравнивала себя с голодным духом. Она была одержима чувством невыносимой пустоты и того, какой никчёмной и уродливой она ощущала себя изнутри. Она несколько лет проходила психотерапию, обнаружив боль и нехватку любви в своей приёмной семье, однако по-прежнему страдала от обжорства. Она вновь и вновь обращалась к еде «в поисках волшебства», лишь для того, чтобы разочароваться в ней и ощутить «непередаваемые стыд и страдание». Она называла своё обжорство расстройством памяти, запутанностью, потерей человеческого лица. «Разумеется, — призналась она позже, — я знала, что еда никогда не была решением проблемы». Постепенным спасением для Синтии стали внимательность и доброта. «Поначалу, — рассказала она мне, — победой было уже признание тошноты, боли и сонливости, следовавших за приступом обжорства, вместо того чтобы продолжать есть, пытаясь заглушить стыд и сожаления о том, что „я опять это сделала“».

Синтии было совершенно необходимо научиться работать со стыдом и сожалением, которые она носила в себе. Я попросил её привнести сострадание к собственному телу, когда она ощущала сильный стыд. На следующую встречу со мной она пришла в слезах, поскольку позволила себе ощутить чувство стыда, и оно поглотило её. Чтобы отпустить цепляние, ей потребовалось ещё больше сострадания и внимательности. Постепенно она начала исцеляться.

Вот как Синтия позже описала этот процесс. «Я постепенно начала понимать, что моя тенденция быть „голодным духом“ не делала меня никудышным человеком. Поскольку моя ненависть к себе была очень сильна, я могла лишь говорить: „Пусть это страдающее тело исцелится, пусть это грустное сердце освободится“. Удивительно, но с недавних пор, когда я способна увидеть, что моя печальная тенденция снова встаёт на прежние рельсы, цепляясь за иллюзорное волшебство еды, возникает сострадательное осознавание, которое говорит: „Ах, на самом деле мне не так уж этого хочется. Это приведёт лишь к