Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А он не отпускает. Продолжает держать меня, пока снова реву и всего лишь хочу очутиться там, а не здесь.
А Рихтер, из-за которого я всё ещё тут… Не даёт мне этого сделать.
Наоборот, разворачивает к себе. Заставляет почувствовать это окутывающее меня тепло. Но ничуть не успокаивающее.
Смотрю в его глаза и прошу его ещё раз.
— Кама… Она…
— Я знаю, — перебивает. — Нет смысла бежать до города, Виол. Остановись. Ты только заболеешь. И ноги заболят. Ты дойдёшь до него до завтрашнего обеда. Поэтому ты будешь здесь. Завтра я отвезу тебя в город. Сейчас я позвоню своим знакомым врачам. Они возьмут твою сестру под наблюдение и постараются сделать всё, что смогут.
— Они не вернут… — и опять я всхлипываю, представляя на руках маленького мальчика. Крохотного. Милого. Кричащего. — Его… не вернут!
— А чем поможешь ты? — задает вопрос, на который у меня нет ответа. В голове сумбур и неразбериха.
— Убью… — срывается с губ. — Того мудака…
— Я займусь этим, — заверяет, перемещая свои ладони с талии на лицо. — Только успокойся, ладно? Вернёмся домой, в тепло. Я растопил камин. Мне нужно сделать пару звонков, чтобы твоей сестре помогли, а того ублюдка наказали. Можешь убить его потом сама, я не буду останавливать. Но сейчас ты вернёшься в дом. Потому что ничего мы сделать не можем.
— Не можем?..
— Нет, малышка, не можем, — успокаивающе водит пальцами по щекам. — Успокойся. Пошли.
Он аккуратно перемещает свои руки на моё тело. Обнимает. Приподнимает с пола и несёт. Пока я обхватываю его руками, опускаю голову на плечо и опять рыдаю. Позволяю слезам душить меня, а отчаянию хлестать и так растерзанную душу.
Не замечаю, как оказываюсь в тепле.
Рихтер не соврал — разжёг камин, напротив которого он меня и опускает. А меня трясёт всю. И от нервов и от холода. Слёзы высыхают, но следы от них остаются на щеках.
А Алекс стягивает с меня мокрую от дождя толстовку. Лосины, которые промокли под ливнем. Не знаю, сколько я бежала по дороге, но с волос капает вода.
Всё словно произошло за жалкую минуту.
Но вот слова в сообщении… Всё прокручиваются у меня перед лицом. Как и картинки. Я опять хочу заплакать.
Но Алекс появляется вовремя.
Накрывает мои подрагивающие плечи пледом. Садится рядом. Обнимает меня и прижимает к себе, пока я поджимаю в истерике губы.
— С ней же всё будет в порядке? — спрашиваю почему-то у него.
— Будет, — успокаивающе шепчет и гладит по волосам. — Я позвонил, обо всём договорился.
— Но ведь… — закрываю глаза. — Его уже не вернуть…
Я не спрашиваю, откуда он всё это знает. Наверняка нашёл телефон, где и прочитал сообщение.
— Да, — соглашается, из-за чего слёзы опять фонтаном брызжут из глаз. Поддержка от него дерьмовая. — Но и ты слезами своими его не вернёшь.
Не верну…
— Ты ведь убьёшь его? — срывается неосознанно с губ, как и новый всхлип. — Её мужа. Это всё из-за н-него…
— Если ты скажешь сделать это.
— Скажу, — заявляю уверенно.
— Значит, убью.
Я сжимаю пальцами плед и стискиваю зубы.
Он поплатится.
Заплатит за то, что заставил пережить Каму всё это.
И меня. Потому что, несмотря на успокаивающие руки, что гладят меня по телу, я не могу успокоиться.
Снова вижу кровь перед глазами. И опять истерика накрывает с головой.
Хочу опять себя порезать. Как делала это всегда. Справлялась с любой болью. Как и полторы недели назад, так и сейчас.
Рихтер не одобрит. Никогда этого не сделает. А потом накажет меня. Но мне сейчас так наплевать… Наплевать…
Мне хочется прийти в себя. Понять, что я ещё не умерла и дышу. Почувствовать боль, которая отрезвит. Угасит мою панику, истерику, что не хотят останавливаться. Как и руки, что трясутся, сжимая ткань.
Я поднимаюсь с груди Алекса. Смотрю ему в глаза.
Словно спрашиваю. Можно?
И уже заведомо вижу неодобрение в его глазах.
Ничего не понимаю, как этот мужчина резко впивается в мои губы грубым поцелуем.
Почему сейчас? Почему…
Хочу отстраниться.
А он не даёт. Делает мне больно и забивает мои мысли собой. Не даёт дышать. Не даёт думать.
А меня рвёт. Срывает крышу.
На эмоциях, на чувствах, которые глушат. Добивают. И вместо физической боли я получаю моральную.
Снова сдаюсь перед этим мужчиной, не понимая, как он заменяет мне нож, что хлёстко режет по коже, приводя меня в чувство.
Нет. Он режет. Но не по телу. А по душе.
Потому что я снова не выдерживаю. И целую его. Только бы успокоиться. Обрести контроль.
И заглушить боль, которая нарастает с каждой секундой всё больше.
Глава 39
Я не знаю, почему целую его так жадно. Словно питаюсь его силами. Высасываю изнутри.
Хотя, нет. Знаю. Пытаюсь заглушить боль, которая душит меня с каждой секундой всё больше.
А я всего лишь хочу отвлечься.
И Рихтер… в этом мне помогает.
Хоть в чём-то…
Я действую на странном порыве, который так и говорит это сделать. Поцеловать ещё раз. Не останавливаться.
Что я и делаю. Выпрямляюсь, сажусь мужчине на бёдра. Обнимаю ладонями его лицо и вжимаюсь в него всем телом.
Пока нетерпеливые руки скользят по талии. Ногам. Сжимают их с яростью.
На мгновение Рихтер отрывается. Я открываю глаза и смотрю в серую бездну, что утаскивает за собой.
— Ты уверена? — почему он задаёт этот вопрос именно сейчас? Нет. Я не уверена. Это всё эмоции, которые берут верх.
Я всего лишь хочу отвлечься. Не думать хотя бы полчаса о сестре. Перестать рыдать. Потому что слёзы мне не помогут. Я только буду нервничать сильнее.
— Я тебя не простила, — отвечаю честно, подаваясь вперёд. Прохожусь промежностью по каменному члену, что трётся о ткань брюк. Ладонями перехватываю пуговицы и рву их, расстёгивая рубашку. — Но сегодня дам слабину. Слышишь? А потом мы разойдёмся. Поэтому пользуйся, Алекс. В последний раз.
А он и будет последним.
Неожиданно Рихтер рывком скидывает меня на диван. Спиной бьюсь о холодную и натуральную кожу и обхватываю ногами его талию. А он нависает надо мной и скользит руками под чашечку тканевого лифа.
А я касаюсь его груди пальцами. Твёрдая. Красивая. Натренированная.
— Ох, киса, зря ты это говоришь, — выдыхает, обхватывая мои бёдра и резко дёргая на себя. Грубо, необузданно. Так, что я уже возбуждаюсь, как от щелчка.
Меня заводит грубость. Вперемешку с несильной болью, которую доставляют его пальцы.
И всё же я ненормальная. Мазохистка.
И сейчас перестаю дышать от человека,