В свою очередь, Алексеев, хотя и передав главный удар Юго-Западному фронту, все еще надеялся, что Западный фронт будет наступать. С этой целью 3-я армия Л.В. Леша была вновь возвращена в состав Западного фронта, что позволило А.А. Брусилову всецело сосредоточиться на Ковеле. Под даваясь настояниям Ставки, согласно директиве штаба Западного фронта от 3 августа, новое наступление было назначено на 15-е число. Затем — на 23-е. Однако 22 августа, после проведения артиллерийской подготовки, новая операция была вновь отменена, на этот раз под предлогом наступающей осенней распутицы. 27 августа армии фронта произвели частный удар на Червищенском плацдарме, после чего фронт замер в мелких локальных стычках.

Впрочем, в августе и в Ставке уже не верили в Эверта, хотя в войсках ходили слухи о его назначении на должность военного министра{263}. Надеялись, но не верили. Так, 10 августа Алексеев сообщал Эверту, что успехи войск Брусилова должны оттянуть немцев из районов, расположенных севернее Полесья, а неудача, напротив, развяжет противнику руки в деле решения дальнейших задач. М.В. Алексеев признал, что теперь театр военных действий южнее Полесья становится главным, а потому армии Северного и Западного фронтов будут иметь пассивные задачи, направляя свои резервы на юг, чтобы усилить Юго-Западный фронт и особенно 9-ю армию, действовавшую рядом с румынами. Оценивая же итоги русско-румынских переговоров в целом, Алексеев сообщал: «Центр тяжести Юго-Западного фронта теперь, с присоединением Румынии, полезно переместить более к югу… и будущую операцию предпочтительнее приурочить к Галицийскому театру, дабы доканчивать расстройство австрийцев… [таким образом, необходимо] севернее Полесья сохранить силы, достаточные для обеспечения нашего положения»{264}. «Достаточными силами» стали не менее чем в 2,5 раза превосходящие противостоящих немцев войска. Кто же выиграл более от бездействия армий Западного фронта?

С другой стороны, захлебнулся и Брусиловский прорыв. Громадные потери при небольших видимых результатах поразили страну и позволили готовившую государственный переворот оппозицию воспользоваться этим как козырем в борьбе против императора Николая II. Современники не сумели сразу оценить, что русские неудачи были не хуже неудач союзников, гораздо более богато оснащенных техникой. Завязанная русскими «мясорубка» на Восточном фронте, вывела из строя противника не меньше людей, нежели потеряли русские. Впрочем, эта точка зрения спорна, так как, например, авторитетнейший военный исследователь С.Г. Нелипович считает, что русские потери в 1916 г. были как минимум в 1,5 раза выше неприятельских. Однако же в целом, все было не так плохо, как представлялось оппозицией в миллионах листовок и тиражах буржуазных газет. Разочарование итогами кампании было столь велико, что 7 октября такой выдающийся офицер и военный теоретик, как А.Е. Снесарев, записал в дневнике: «Не надо нам гениальных, которые решают дивные задачи, а дайте нам средних, но храбрых, честных в труде и исполнительных. Дивизия, в которой будут такие, непобедима; она не будет, может быть, иметь ярких разгромов, но она обеспечена от поражений и осечки не даст»{265}.

Именно таков был генерал Эверт. Тот самый Эверт, который ни разу не был разбит, но и ни разу не победил. Тот самый Эверт, который своим бездействием провалил кампанию 1916 г. Исследователь полководческого искусства русских военачальников той войны говорит: «Его осторожность, которую следует считать нерешительностью, в конечном итоге высветила его как человека, боявшегося ответственности»{266}. Уж если такие офицеры, как А.Е. Снесарев, предпочли бы Эверта Брусилову, то надо отметить высочайшую степень недоверия войск к своим высшим руководителям. Безусловно, предпочтение верной пассивности риску дерзновения есть следствие боев на Юго-Западном фронте в мае — сентябре 1916 г. Но зато много ли это дает истощаемой стране, которая и до войны шаталась от революционных потрясений?

Конец 1916 г. для Западного фронта прошел в локальных стычках и укреплении позиций. Например, телеграмма Эверта в Ставку 17 ноября показывала: «Вследствие отправления с Западного фронта войсковых частей на другие фронты, уменьшение состава войск Западного фронта создало настоятельную необходимость в возможно скорейшее время восполнить растянутое и потому слабое расположение войсковых частей соответствующим усилением укреплений войсковых позиций. Необходимость интенсивного укрепления особенно велика в тех болотистых районах, которые, будучи в летний период малопроходимы и потому недоступны для производства в них оборонительных работ, в зимнее время становятся доступными для действий противника». Просьба — не брать более саперов с Западного фронта на Юго-Западный и Румынский фронты{267}.

Итак, решение войны откладывалось на будущий год. Верховное главнокомандование делало все от него зависевшее, чтобы кампания 1917 г. стала последней. В Действующую армию потекли новые пополнения. Накапливались запасы вооружения и боеприпасов. В тылу создавался отдельный 48-й армейский корпус ген. Ю.М. Шейдемана — Тяжелая артиллерия особого назначения. Союзники поставляли артиллерию и пулеметы. Готовились и военачальники. 10 ноября Эверт сообщил Алексееву, что операции кампании 1917 г., «если и не приведут войну к полному окончанию, то, во всяком случае, предрешат с очевидностью ее исход»{268}.

17–18 декабря в Ставке пройдет последнее Совещание высшего генералитета при царском режиме. На нем будут решаться две задачи — реорганизация действующей армии («реформа Гурко») и оперативно-стратегической планирование на будущий год. На этом Совещании, как ни странно, главкозап ген. А.Е. Эверт утверждал, что теперь, когда противник сконцентрировал против Юго-Западного фронта значительные силы, «едва ли наше наступление на этом фронте будет иметь большое развитие и значение». Еще меньше шансов на успех, по мысли генерала Эверта, имело бы наступление на Балканы через Румынию, ибо использовать для главного удара Румынский фронт ударом на Болгарию невозможно, так как уже теперь нельзя должным образом питать находящиеся там войска, вследствие единственной железнодорожной колеи, соединяющей армии Румынского фронта с Россией. А затем будет невозможно вывезти оттуда войска, буде противник нанесет контрудар на каком-либо оголенном участке другого фронта. Поэтому А.Е. Эверт опять выдвинул идею о проведении главного удара опять-таки армиями Западного или Северного фронтов. То есть, повторимся, погубив кампанию 1916 г., ничтоже сумняшеся, главкозап требует вновь передать ему главный удар. Для успеха наступления генерал Эверт испрашивал только для ударной армии около 2 тыс. орудий, в том числе не менее 700 — средних и тяжелых калибров. Последних — не более не менее как 258 штук.

Как все это оценить? Бесспорно, что для взлома обороны противника требовалась тяжелая артиллерия в больших количествах. Но где ее было взять? И если ты не веришь в успех, то зачем же требовать для себя главный удар? При всем том точность и четкость главкозапа в организации войсковой службы нельзя не отметить. Опять готовились войска и артиллерия. Сосредотачивалась новейшая по меркам Восточного фронта техника. Например, приказ от 29 декабря говорил о необходимости совместной артиллеристов и летчиков-наблюдателей — «особенно при помощи радиотелеграфа, которым будут снабжены все наши новые летательные аппараты»{269}. Но любая техника бессильна без человеческого фактора. Без людей, организующих работу техники, и подчиняющую ее целям, поставленным людьми.