Он ежедневно пичкал меня соками, апельсинами и грецкими орехами в неумеренных количествах.

Однажды я не выдержала и поинтересовалась у него, на какие средства покупаются все эти лакомства. По моему скромному подсчету выходило, что Влад тратит на меня не менее двух третей свой больничной зарплаты.

– А я халтуру нашел, – заявил он не моргнув глазом.

– Какую халтуру? – опешила я.

– Обыкновенную. Математику делаю с одним оболтусом. Ему восемь, а мозгов как у пятилетнего. В школе одни пары. Вот, помогаю выплыть на троечку.

– И сколько тебе за это платят? – не без скепсиса спросила я.

– Две сотни за полтора часа. Это четыре кило апельсинов с гаком! – Влад поглядел на меня с гордостью.

– Ты из-за апельсинов таскаешься по чужим квартирам?

– Почему? Парнишка сам ко мне приходит. Он мой сосед по лестничной клетке.

– Зачем тебе все это? – спросила я напрямик.

– Что? – Он сделал вид, что не понял меня, но кончики ушей едва заметно покраснели.

– Зачем кормить меня апельсинами? Зачем было ездить за моим паспортом и врать следователю?

Он немного помолчал, крутя пальцами пуговицу от халата. Потом ответил лаконично и твердо:

– Надо.

Я не стала больше задавать вопросов. Послушно ела его апельсины, жевала горькие и маслянистые орехи, пила соки.

Под самый Новый год врачи разрешили мне встать. Я шла по коридору, раскинув руки в стороны, напоминая себе готовящийся взлететь самолет. Влад стоял, прижавшись спиной к подоконнику, и весело смеялся.

– Смотри, растения не снеси!

По обеим сторонам коридора были расставлены кадки с фикусами, и я иногда задевала пальцами гладкие полированные листья.

Тридцать первого декабря вечером отделение опустело. Дежурная врачиха, сделав обход, убежала праздновать на другой этаж, нянечка, кряхтя и охая, уселась на посту перед стареньким черно-белым телевизором. Больные разбрелись по палатам.

Ко мне заглянул Влад – он был только что с улицы, лицо его раскраснелось, как у Деда Мороза, из-под незастегнутого халата виднелся пестрый сине-зеленый свитер.

– Эй, Снегурочка! Чего грустишь? – Он вытащил спрятанную за спиной бутылку шампанского. – Идем Новый год встречать.

– Куда? – Я невольно улыбнулась, глядя на него.

– Ко мне, в ординаторскую. Никого нет, все испарились. А я елочку принес, настоящую, между прочим.

– Врешь! – не поверила я.

– Зачем мне врать? – обиделся Влад. – Пошли нарядим. Она, правда, крошечная совсем, но пару-тройку шаров повесить можно.

– Ну пошли, – согласилась я.

В маленькой, но светлой и уютной комнатушке действительно стояла живая елочка. Она примостилась в углу, на столике, в трехлитровой банке с водой, раскинув мохнатые светло-зеленые лапки.

В воздухе витал упоительный и стойкий аромат хвои.

– Тут игрушки. – Влад сунул мне в руки небольшую картонную коробку. – Доставай и вешай. Доверяю твоему вкусу.

– А ты?

– Пока займусь сервировкой стола, – проговорил он серьезно.

Я кивнула и принялась открывать коробку. В ней оказалось пять крупных узорчатых шаров с матовыми боками, сверкающая фольгой гирлянда и длинный блестящий шпиль.

– Новенькие, – похвастался Влад, видя, с каким восхищением я смотрю на украшения. – Вчера в универмаге купил.

Я повесила по шарику на каждую лапку, накинула гирлянду и водрузила на макушку переливающийся всеми цветами радуги шпиль.

Получилось здорово: настоящая новогодняя елочка, хоть и совсем миниатюрная.

Влад тем временем расстелил скатерть на другом столе, побольше, откуда-то с полки выудил коробку шоколадных конфет, высыпал из пакета на салфетку горку оранжевых мандаринов и увенчал свое творчество уже знакомой бутылкой шампанского и двумя скромными стеклянными фужерами.

– Прошу садиться. – Он галантно подставил мне стул. – Время без четверти двенадцать. Пора провожать старый год.

Мы открыли шампанское, выпили по чуть-чуть, закусили пахучими сладкими мандаринами.

В комнате царил полумрак, горела лишь настенная лампа над столом.

– Надо было фонарики на елку купить, – с сожалением произнес Влад. – Электрические. Вот была бы красота.

– И так красота, – успокоила я его, – я и не рассчитывала так встретить Новый год.

Он поглядел на меня внимательно, без улыбки.

– Тебе правда нравится? Ты довольна?

Я улыбнулась.

– Еще как. Особенно если сравнить елку и шампанское с лежанием в постели с переломанными ногами.

Стрелки на циферблате настенных часов между тем медленно ползли к полуночи. Стало тихо – так тихо бывает, лишь когда свершается маленькое чудо перехода из старого года в новый. Даже самый неисправимый скептик и материалист всегда ощущает сказочность этого момента, с лихорадочным возбуждением проговаривает про себя заветные желания, веря, что им суждено осуществиться в новом году.

– Слушай, – тихо произнес Влад и встал.

Из-за плотно закрытой двери доносился телевизионный бой курантов.

– С Новым годом! – Он поднял свой фужер.

Я последовала его примеру. Тонко и музыкально звякнуло стекло.

– За что пьем? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Каждый за свое. Вот ты, например, чего хочешь от нового года?

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Наверное, поправиться окончательно и поживей, чтобы ты из-за меня не завалил свою сессию.

– На это не надейся. – Влад весело усмехнулся и уточнил: – Я имею в виду сессию, а никак не твое здоровье. Ты, конечно, поправишься, и очень скоро. Все врачи так говорят.

– А ты за что пьешь? – поинтересовалась я.

– Я? – Его лицо стало серьезным и даже несколько суровым. – Даже не знаю, стоит ли тебе говорить об этом?

– Стоит! – произнесла я азартно, заинтригованная его словами и загадочным видом.

– Ну ладно. – Влад приосанился и слегка наклонил голову, будто собираясь декламировать собственные стихи. – Я пью сейчас за женщину, которую люблю. Она мне дороже всего на свете, и я хочу пожелать, чтобы в новом году она была счастлива. – Он выпалил все это одним духом и замолчал, уставившись взглядом в свой бокал.

Я глядела на него с изумлением: никогда не слышала от Влада, чтобы он изъяснялся так пышно, витиевато и красноречиво.

– У тебя есть любимая женщина? – спросила я его с невольным уважением. – Ты мне не говорил об этом. Давно?

Он закусил губу, поставил фужер на стол, усмехнулся и покачал головой:

– Нет, Василиска, скажи на милость, как в тебе это сочетается?

– Что? – не поняла я.

– Такие блестящие мозги и удивительная непрозорливость. Или ты слепая, или просто валяешь дурочку.

– Ничего я не валяю, – начала я с обидой, – и вообще – после сотрясения мозга любой будет соображать с трудом! Ты можешь объяснить по-человечески…

– Да не могу! – неожиданно сердито перебил меня Влад. – Не могу я ничего тебе объяснить по-человечески!

Что-то в голове начало медленно проясняться. Я смотрела на Влада и вспоминала наш давний разговор про Светку.

«Это я виноват. Она из-за меня. Ревнует к тебе».

И еще в моей памяти всплыло много всего: за каких-нибудь полсекунды я