А Генрих произнес:

— И вы, Инна Евгеньевна, в самом деле думаете, что мы можем это сделать?

Именно этого вопроса ждала. Что же, братья Шуберт клюнули!

— Думаю, да! Так что, обсудим детали?

Услышав телефонный звонок, Инна сразу ответила. На связи был Тимофей.

— Все только и пишут о том, что Мила Иосифовна дала интервью. И заявила, что знает, кто является убийцей Геннадия Фарафонова. И что это вовсе не Женечка, а некая особа, чье имя она пока назвать не может. И что она готова дать показания и что у нее есть улики, о которых убийца не подозревает!

— Миле теперь опасно оставаться в Москве, ведь так? — сказала Инна. — И ты прав — ей надо на время исчезнуть! Пока все это не завершится, во всяком случае…

— Детка, я все продумал. Мы распустим слух, что ее взяли в программу защиты свидетелей. И даже дадим пару зацепок, где она сейчас находится. Ну, например, где-нибудь на Урале…

— Но Олеся ведь наверняка будет ее искать, — произнесла Инна.

— Будет. Но не найдет! Потому что след ее приведет туда, где Милы точно не будет! А на самом деле… На самом деле она будет в совершенно ином месте!

Чувствуя нарастающее напряжение, Инна спросила:

— Но где именно? Сейчас она под охраной, однако так все время продолжаться не может.

Тимофей пояснил:

— Детка, помнишь ту закрытую турбазу, на которой мы все тогда были? Так вот, через подставных лиц удалось ее снять, Мила отправится туда. И журналисты, и в первую очередь Олеся будут искать ее, но только не там!

— О том, что она там, никто не должен знать! — перебила его Инна.

— И не узнает! — заверил Тимофей. — Там она будет в полной безопасности. И мы сумеем проанализировать улики против Олеси.

— Отличная идея! Я никому не скажу, даже своим адвокатам! Ты ведь тоже?

— Детка, я могила! Думаю, к осуществлению операции надо приступить в самое ближайшее время…

Инна, обняв явно боявшуюся, но хорохорившуюся Милу Иосифовну, прошептала:

— Там мы будем в полной безопасности! В полной!

— Я знаю, — ответила она, усаживаясь в автомобиль. — А за нами точно никто не следит?

— Точно! — ответила Инна, закрывая дверь. — Я приеду на турбазу под вечер, после того, как навещу Женечку.

Сын уже третью неделю находился на психиатрическом освидетельствовании, навещать его Инне было позволено два раза в неделю.

Инна старалась не думать об этом, надеясь, что скоро все закончится.

А что, если нет?

Ее телефон зазвонил — на связи был Тимофей.

Ворота медленно закрывались, Инна посмотрела на стремительно чернеющее небо, исчерченное всполохами молний. После экстремально долгого периода жары в Москву и Подмосковье пришли грозы.

На турбазе практически никого не было. Глядя на качавшиеся на волнах, пришвартованные к причалу катамараны, на раскачивавшиеся на ветру качели, на пляшущие верхушки деревьев, Инна ощутила легкую панику.

Она кивнула двум охранникам, а потом проводила Милу к одному из домиков.

— Адвокаты приедут завтра, и мы будем работать с ними целый день. Они заснимут на видео твой рассказ.

С некоторых пор — с того самого времени, как Мила, не раздумывая, дала свое согласие на то, чтобы помочь вызволить Женечку, они были на «ты».

— Да, да! И улики при мне! Я их только адвокатам и покажу! И тогда все поймут, что Женечка не имеет отношения ко всей этой истории. Это все она!

На пороге домика Инна спросила:

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я переночевала на кушетке в гостиной?

Мила энергично замотала головой:

— Глупости какие! Никто ведь нас здесь не найдет! Спокойной ночи! До завтра!

И закрыла дверь.

Инна, бредя по тропинке к своему домику, расположенному чуть поодаль, зябко поежилась. В лицо ей полетели первые тяжелые капли начинающегося ливня.

Зайдя в домик, она закрыла дверь и повернула ключ в замке. А потом, усевшись в кресло и закутавшись в плед (температура за последние часы резко упала), уставилась в окно, за которым разыгралась стихия, и принялась ждать.

Ничего больше ей не оставалось.

Время шло, а ничего не происходило, только буря, накрывшая турбазу, усиливалась. В какой-то момент вдруг вырубился свет, а, взяв в руки мобильный, Инна поняла, что исчезла и связь.

Зябко кутаясь в плед, Инна прошла на кухню. Внезапно в доме что-то громко звякнуло. Инна от ужаса выронила бокал, в который наливала из бутылки минеральную воду.

Заглянув в комнату, она убедилась, что все в порядке, но не успокоилась, пока не нашла причину странного звука: в ванной комнате ветром выбило стекло.

Или кто-то выбил его снаружи?

Вслушиваясь в завывания ураганного ветра, Инна вышла из ванной комнаты и затворила дверь.

В доме внезапно вспыхнул свет. Инна облегченно вздохнула, и вдруг откуда-то сверху, со второго этажа домика, донесся жалобный треск.

И шаги?

А затем снова погас свет.

В дверь долго барабанили, и Инна наконец распахнула ее, представ перед тем, кто стучал, с зажатым в кулаке кухонным ножом.

Тимофей, промокший до нитки, влетел в комнату.

— Она пришла! Как мы и ожидали. И мы ее взяли, причем живой. Хотя она ранила одного из охранников.

— Взяли? Живой? — Инна бросилась на шею молодому человеку, однако тот попятился, и Инна вдруг поняла, что с ножом обниматься как-то не с руки.

Отложив его в сторону, она обняла Тимофея и прошептала:

— А Мила?

— Жива и невредима! И вела себя как настоящая львица! Вот тебе и скромная бухгалтерша! Если бы не она, то Олеся бы в последний момент ушла.

Он поцеловал Инну в губы, а она вдруг заплакала.

— Детка, ведь все прошло, как мы и планировали! Интервью Милы и ее слова об уликах привлекли внимание Олеси, которая, несомненно, следила за ходом расследования. Потом люди Шубертов установили, что и твой, и мой телефон прослушиваются и что кто-то тайно залез в твой электронный почтовый ящик, а потом внедрил на мобильный Миле программу слежения. Мы специально, беседуя о якобы тайных вещах по прослушиваемым Олесей телефонам, навели ее на якобы верный след. И она прибыла сюда, на эту как будто безлюдную турбазу, которая в действительности находилась под колпаком службы безопасности Шубертов, о чем Олеся не подозревала, прибыла сюда, чтобы убить опасную свидетельницу Милу — и попалась с поличным!

Со двора донеслись возбужденные голоса и дикий женский крик. Тимофей, прижимая к себе дрожащую Инну, спросил: