— Не знала, что у тебя был приступ.

— Весной; так, легкий. Я, может, проживу до девяноста. Но, Алиса, суть в том, что не хочется стареть в одиночестве. А тебе?

Она страшно смутилась, не знала, что думать, что сказать. Единственная мысль была: нет, это неслыханно, такого просто не может быть. Но ответить что-нибудь было надо.

— Я не думаю о старости.

— Знаю. И это, среди прочего, восхищает меня в тебе, Алиса. Ты безгранично веришь в будущее. Никогда не сдаешься.

— Наверно, я оптимистка.

— Без всякого сомнения. Алиса, вряд ли мы можем сейчас о чем-то договориться. Да и время уже позднее. Но хочу, чтобы ты подумала над моим предложением. Обещаешь? И что мы скоро встретимся еще и поговорим?

— Обещаю.

Он проводил ее до подъезда, постоял, не решаясь поцеловать на прощание. Потом подался к ней, легко коснулся губами щеки и сжал ладонь.

Он ушел, а меньше чем через неделю умер. В разгар рабочего дня свалился, сидя за столом, и умер прежде, чем успела приехать «скорая». Тактичный кадровик из «Объединенных инструментов и литья» известил ее о случившемся, сказал, что, принимая во внимание обстоятельства смерти, компания берет на себя заботу об устройстве похорон.

Три дня она плакала, не в силах остановиться. Бобби приехал из школы на похороны, бледный, суровый, не понимающий причины ее слез, и ей стало только хуже. Она хотела объяснить ему, сказать: «Но я любила твоего отца, только на прошлой неделе мы собирались…» Но не могла найти слов. Она знала, он никогда ей не поверит.

И даже теперь, годы спустя, всякий раз, когда она вспоминала те дни или слышала соло вот этого тенора в храме, ее сердце пронзала печаль.

Ей удалось успокоиться к моменту проповеди, но после первых слов священника она вновь погрузилась в собственные мысли. Она думала о том, что как прекрасно было бы приходить в эту церковь с Бобби: они вместе пели бы гимны, вместе становились на колени и молились; вместе подходили бы к причастию, а после вместе возвращались домой и обменивались впечатлениями от проповеди.

Священник: — Да пребудет с вами Господь.

Хор: — И в духе твоем.

Священник: — Помолимся.

Затем наступило время подойти к причастию, и она представила чувство благоговения и смирения, какое испытает при этом.

«Прими и вкуси сие в воспоминание о смерти Христовой, умершем за тебя, и питайся Им в сердце твоем через веру твою, с благодарением… Пей сие в воспоминание о крови Христовой, пролитой за тебя, и будь благодарен».

И пока прилипшая к нёбу облатка медленно таяла во рту, она вновь выдохнула свою горячую просьбу: «Боже, пусть он скорей вернется домой!»

Заключительный гимн был одним из ее самых любимых: «Славное возвещается о Тебе». Она любила строку: «Могут ли они ослабеть, когда такая река будет вечно утолять жажду их?» И когда хор и юный высокий и чистый тенор запели эти слова, у нее по спине пробежал холодок.

Вернувшись домой, она налила себе большой стакан виски, приготовила на скорую руку чем закусить и весь день клевала носом над воскресными газетами. Только изредка отправлялась на кухоньку плеснуть еще немного из бутылки.

Незадолго до пяти она заставила себя подняться и навести порядок в квартире в приятном ожидании: должна была зайти Натали Кроуфорд, и они отправятся куда-нибудь обедать.

Временами она напоминала себе, что, в сущности, Натали ей не нравится и никогда не нравилась, но как-то так получилось, что с годами они стали ближайшими подругами. Не считая Мод Ларкин, еще в Риверсайде, Натали была единственной, кому Алиса поверила историю бегства Стерлинга Нельсона, и только ей одной рассказала о последних, горьких и радостных днях перед смертью Джорджа. С тех пор, если ей нужны были поддержка и утешение, она всегда и неизменно находила их у Натали, поэтому особенно ждала ее в такие, как сегодня, воскресные вечера, когда чувствовала беспокойство и подавленность.

— Боже! — сказала обессиленная Натали, входя в квартиру и одной рукой держась за сердце. — Эта лестница! Как только ты выносишь такое мучение каждый день?

— Привыкла, наверно. Выпьешь глоточек?

— С удовольствием.

Готовя на кухоньке выпивку, Алиса заранее знала, что сейчас придется выслушивать подробнейший рассказ Натали о прошедшей неделе и сочувственно откликаться на каждую новость. Натали была личным секретарем у сильно пьющего здоровяка-менеджера в рекламном агентстве, и Алиса давно поняла, что это было самым важным в жизни подруги. Ее шеф был женат на женщине амбициозной, стремившейся играть заметную роль в свете, которую Натали звала мадам Королева. Трое его детей, Сопляков, как называла их Натали, учились в дорогих колледжах; и Натали была мучительно и безнадежно влюблена в него вот уже пятнадцать лет.

— …а она удивляется: «Ухажеры»?[48]Я же ясно вам сказала: «Увольнение в город». Совершенно четко.

Ну, я уже была готова взорваться. Хотелось сказать ей: «Вот что, миссис Тайер, можете взять свои билеты и засунуть их сами знаете куда». Но сказала… — И, хлопая ресницами, Натали изобразила образец терпения и согласия. — «Боюсь, вышло недоразумение, миссис Тайер. Мистер Тайер распорядился, если не достану билетов на „Увольнение в город“, купить билеты на любой другой мюзикл. Я просто выполнила его распоряжение». Но даже тогда она не отвязалась. Говорит: «„Ухажеры“ — это дешевое, вульгарное ревю. Не могла взять билеты хотя бы на „В Центральном парке“?» А я ей: «Простите, миссис Тайер, я сделала все, что могла в тех обстоятельствах». Нет, представляешь, какая нахалка? Честно, Алиса, не понимаю, как он только выносит ее. Я вот не знаю, как только выдерживаю.

— Да, тебе, наверно, приходится очень… трудно.

Алиса надеялась, что на этом истории о миссис Тайер закончатся, потому что опасалась, что ей откажет способность слушать. Такое часто случалось: Натали говорила и говорила, углубляясь в подробности несправедливого к ней отношения, и скоро Алиса вообще переставала понимать, о чем идет речь. Сидела, глядя на шевелящиеся губы Натали, на ее плечи, поднимающиеся в недоумении, жестикулирующие руки, а думала о своем, ожидая, когда наступит тишина, а значит, настанет ее очередь говорить.

— …И то, что у нее менопауза, не извиняет такого ее поведения, — продолжала Натали. — Господи, да она бывает у всех нас — у тебя, у меня, — но мы держим себя в руках. Я права?

— Давай налью тебе еще.

Они вышли из дома, а Натали все говорила и говорила, но, когда они медленно приближались к Коламбус-Сёркл, утомилась и замолчала.

— Не забавно ли? — сказала Алиса. — Я всегда считала, что рестораны «Чайлдс» ужасны, но этот — единственное приличное место во всей округе, в остальных страшно дорого, и тут достаточно мило, не находишь?